Павел Катаев - Доктор велел мадеру пить...

Каждое утро отец, "как прикованный" (по его же выражению) садился за письменный стол, вооружался лупой - большим увеличительным стеклом с приделанным к нему каким-то чудесным образом ручкой, подарком своего анонимного почитателя, и вчитывался в плохо сохранившиеся строки, выведенные скверным старинным почерком.

Обычно отец писал в первой половине дня, но сейчас изменил многолетней привычке и задерживался за письменным столом до позднего вечера.

Он был поглощен чтением старинных тетрадей, разборкой непонятных слов, разгадыванием плохо различимых букв. Его тянуло к столу, и он вопреки обычаю ничего нам, домашним о прочитанном не говорил.

И так продолжался ни день, ни неделя, а несколько месяцев.

В конце концов он разобрал все до последней закорючки, вошел в материал и уже с удовольствием и подробно пересказывал нам содержание прочитанного, а иногда и зачитывал некоторые особенно яркие куски дневниковых записей.

Его рабочий день снова вошел в привычную колею, он уже твердо знал, что делать с приплывшими в его руки бесценными записками и уже планировал поездку в Молдавию, в Скуляны, где вскоре оказался и на местном кладбище разыскал замшелый надгробный камень на могиле своего предка, от имени которого начал повествование:

"Я умер от холеры тогда-то и тогда-то..." и так далее.

Как уже говорилось, в этом произведении отец прослеживал историю своего рода с материнской, так сказать, украинской стороны.

Очень интересовала его и отцовская линия, но там ему были известны лишь родители отца - православный священник Василий Катаев, настоятель Вятского собора и его жена с довольно странным женским именем Павла.

Трое сынов вятского священнослужителя не пошли по духовной части, а переехали в Одессу и поступили на разные факультеты Новороссийского университета.

На юге жилось легче, дешевле.

Сюда же после смерти мужа переехала матушка Павла доживать свой век за ширмой в скромной квартире своего сына Петра, папиного отца, преподавателя гимназии и женского епархиального училища.

Отец при мне размышлял о роде Катаевых и высказывал предположение, что они происходят из ушкуйников, разбойников, скрывавшихся с незапамятных времен в новгородских и вятских дремучих лесах.

Никаких свидетельств тому у отца не было, только смутные соображения.

Он постоянно размышлял о происхождении своей фамилии, и очередная догадка могла вырваться на свет Божий из глубины его души в любой момент, неожиданно и непредсказуемо, что и случилось на страницах романа "За власть советов".

В одесских катакомбах, глубоко под землей, вдали от выхода на поверхность неожиданно сталкиваются две группы партизан, действовавших там независимо друг от друга. У каждой из этих групп возникает опасение, что их выследил враг.

Но вот как это выяснить?

И тогда в "ничейной" части катакомб, в мрачной и просторной пещере, откуда во все стороны расходятся штольни, подпольщики на толстом слое пыли под скупым светом самодельного факела пишут слово, на которое как-то должны будут отреагировать опасные незнакомцы. По реакции легко можно будет понять - свой это или враги.

И что же это за слово?

Слово - "кат".

В романе выбор именно этого коротенького странного словца, имеющего в древне русском несколько значений, в том числе "палач", как-то обосновывался.

Командир отряда, придумывая пароль, произносит внутренний монолог - лекцию по этимологии выбранного слова, однако мне, читателю, все доводы поначалу казались неубедительными. Эпизод задел меня за живое, даже можно сказать рассердил. Обычный авторский произвол. Волюнтаризм.

И лишь сравнительно недавно меня осенило - да ведь это слово, корневое от нашей фамилии, вырвалось у отца из самых глубин сознания.

Или даже - подсознания...

Власть над отцом бессознательного проявилось и в самом замысле романа, действие которого протекает в замкнутом пространстве мрачных подземных лабиринтов.

Сначала партизаны вынуждены скрываться в штольнях и пещерах каменоломен под Одессой из-за того, что город оккупирован фашистами, объявившими партизанам войну не на жизнь, а на смерть.

Наружу не высунуться: каждая вылазка в город чревата гибелью.

Но и в самой последней, заключительной стадии борьбы партизаны столкнулись с непреодолимым препятствием - физической невозможностью выбраться на поверхность, ибо многие штольни взорваны, а все известные выходы из катакомб завалены и заминированы.

И все же им удается вырваться из лабиринта.

Они оказываются на выступе скалы над морем, овеваемые свежим морским ветром и освещенные солнцем - живые и свободные.

И звучит фраза, которую произносит один из персонажей романа, но которая в действительности также вырывается из глубин авторского подсознания:

- Я же говорил, что мы бессмертны!

Позволю себе высказать еще одно соображение, связанное с упомянутым романом.

Помню, меня несколько смутило его название - "За власть советов".

Оно показалось мне совсем не точным.

Лучше было бы, если бы отец назвал его как-нибудь иначе. Ну, например, "За Родину, за Сталина".

Все-таки, говоря откровенно, власть была не у Советов, а у Сталина и других вождей. Так что название "За власть советов" немножечко принижало значение борьбы с немецкими фашистами, которые вели Петр Васильевич Бачей и его сын пионер Петя, случайно оказавшиеся в одесских катакомбах.

А уж теперь-то я точно знаю, что никогда у Советов никакой власти и не было.

У партии, у органов - да, а у Советов - нет.

В составе тетралогии этот роман, сильно сокращенный, получил новое название - "Катакомбы", то есть название приблизилось к самому первому - "Одесские катакомбы".

Сейчас, размышляя над возней с названием, я прихожу к выводу, что связанный с романом скандал вызван недовольством идеологического начальства именно неудачными названиями - и первоначально данным роману его автором и вторым, измененным по требованию того же начальства но не вполне политически внятным.

- Советские редакторы любят менять названия произведений, - повторял отец, имея в виду, наверное, и историю со своим романом "За власть советов".

(Я не был редактором, но поменять название тоже хотел...)

Он отлично понимал, что победоносно бороться с этим было невозможно, как со стихией.

Кстати сказать, и с названием второй части тетралогии "Волны черного моря" - "Зимний ветер" не все было благополучно. По своему обыкновению отец хотел назвать эту вещь "Черный ветер" - стихотворной строкой из поэмы Александра Блока "Двенадцать".

Помните?

Черный ветер

Белый снег...

Неизвестно, почему этого не произошло, можно только лишь строить догадки...