Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма

Луна глядит зеленым глазом
В седые чащи тростников.
Зарделись розовым топазом
Гирлянды мглистых облаков.

Где чайки, взвившись, застонали,
Открылся радостный простор.
Мой челн летит к лазурной дали,
К лиловым призракам озер.

Нет, то не чаек среброперых
Сверкнули крылья при луне –
В ночной тиши, в ночных озерах
Мелькнул твой светлый образ мне.

У чьей груди, на чьем я лоне
В беспечной праздности лежал,
Когда на гневном небосклоне
Холодный сумрак побежал?

Кто радость сжег огнем печали?
Кто вызвал демонов тоски,
Чтоб смертью струны зазвучали,
И сердце взял в свои тиски?

Не знаю… Но когда с тобою
Сижу я, смутен и суров,
Зловещей судною трубою
Меня томит далекий зов.

Пою ль блаженство белокрылых,
Несу ли гимн святому дню, –
Я всё тоскую о могилах,
Всё черных туч не разгоню.

Вот отчего напевы эти
Смущают твой весенний день.
Они – пятно на ясном свете.
Над ними – черной скуки тень.

Я уезжал. Был знойный день.
Июнь царил в красе могучей,
И, разливая тишь и лень,
Дремал и таял полдень жгучий.

Вдали ждала меня любовь,
Чаруя пылкими мечтами.
Вся жизнь цвела, казалось, вновь
И улыбалась мне цветами.

Опять вокзал, равнины, лес,
Но всё не то… Пушистый иней,
Сверкая, сыплется с небес
Под кровом ночи темно-синей.

Звезда зажглась во тьме ночной,
Как чье-то ласковое око…
Как близко прошлое со мной!
Как настоящее далеко.

Нисходит жизнь легко и стройно,
Мелькая кольцами змеи,
Рождая властно и спокойно
Дела жестокие свои.

Грядущим светом обольщая,
Поит как мертвою водой
И не даст нам в двери рая
Стучаться трепетной рукой.

Ее насилию подвластны,
Давно к нему привыкли мы,
И страшно нам мечтой напрасной
Тревожить спящие умы.

Мы все спокойно-равнодушны.
И, погасив огни свои,
Глядим, как гибнет непослушный
В немых объятиях змеи.

Под ароматною березой
Накрыт кипящий самовар.
Какой-то чудной детской грезой
Томит меня полдневный жар.

Луга в дремоте млеют сладкой,
Затон зеркальный словно спит,
И только мельница украдкой
Едва колесами шумит.

В глуши, далекой и забытой,
Мечтать привольно о былом.
Открылось всё, что было скрыто,
Сбылося всё, что было сном…

Крылышки ль утиные
Сизо-бирюзовые
На заре расплещутся,
Прошумят волнами.
Крики ль лебединые,
Вздохи ль тростниковые
Чутко померещатся
Сказочными снами.
Полночью ль туманною,
Темной, страстно дышащей,
Сладко упоенною
Белою луною.
В сумраки ль обманные,
На заре, колышущей
Воды полусонные
Рябью голубою.
Сестры одинокие,
Сестры серебристые,
Светлой паутиною
Взвейтесь над лугами!
Отклики далекие,
Призраки росистые,
Крылья лебединые
Мчатся берегами.

На закате синем полосы червонные,
Из травы струятся вздохи благовонные,
Вечера святого льется сладость винная.
Где ты, радость чистая и любовь невинная?

Блестки дня угасли, в темень ночи брошены;
Утром лягут травы и посохнут, скошены.
Лишь твое сиянье, греза счастья милая,
Унесу нетленным в тихую могилу я.

Под плащом лицо скрывая,
Торопясь на книжный рынок,
Меж танцующих снежинок
Пробегаю по бульварам.

Мчатся люди справа, слева,
Дребезжа, несутся конки.
Колокольного напева
Звуки чистые так звонки.

Будто море в зыбком зное
Разметалось на просторе.
Море, море молодое,
Жарко дышащее море.

Что я жду? Пора настала.
Море вольное безбрежно.
Чья рука легко и нежно
Черный плащ с меня сорвала?

В сердце сыплют тишь и негу
Искры радостью пороши.
И хрустят мои калоши
По сверкающему снегу.

За березовую ветку месяц зацепился,
Слушает прохожих девок пенье.
Бег минут топочущий вдруг остановился,
Наступило вечное мгновенье.

Вечность ли вздохнула над березами кудрявыми?
Облака лиловые на закат сбежали,
Синих елок крестики сделались кровавыми,
Крестики зеленые розовыми стали.

Встал я, вопрошающий, над ярким мухомором,
И в груди затеплилось скрытое рыданье.
Мне не стыдно плакать под небесным взором,
В светлых рощах сладостно светлое страданье.

«Приветствую, люблю, тоскую», –
Проворно телеграф стучал,
И стих влюбленный на Тверскую
К тебе со станции помчал
По проволоке неустанной,
Вдоль деревень и городов
Звучащей музыкою странной
На длинных остовах дубов.
Но там, в Москве, ты не дождалась,
Что телеграф тебе сказал:
В пролетке легкой ты умчалась
На Николаевский вокзал.
Ах, для чего привет любимой
Я посылал издалека,
Поверя в бег неутомимый
Железного проводника?

Мне скучен был и дней верблюжий ход,
И мертвой жизни скудная пустыня.
В песках тоски я восклицал: богиня!
Явись ко мне! Освободи! И вот –

В безоблачное царство Турандот
Отверзлась мне Альтоума твердыня.
Там во дворце, восточная рабыня,
Ведешь ты сладострастный хоровод.

В китайских ширмах, птицами расшитых,
Дрожат кораллы уст полураскрытых.
И ярок тканей разноцветный крап.

О эти башни, пагоды и гроты!
О этот взор! О этих ножек взлеты!
Восточная рабыня, я твой раб.

Люблю тебя, когда помпейской фреской,
Вся позолочена живым огнем волос,
Ты смотришь на меня. Люблю твой профиль резкий
И римский нос.

Под поцелуями дрожат и пламенеют
Черты недвижные, а в бездне глаз ночных
Кружатся демоны и страстью крылья веют
У неземных.