Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма

По ступеням театральным,
Обращая думы вспять,
Я к виденьям беспечальным
Ухожу опять.

Вновь восторженно страдаю
В пряном сумраке кулис,
Вновь, волнуясь, выжидаю
Пышный бенефис.

Негодую вместе с Чацким
На соперника-глупца
И встречаю с принцем датским
Тень его отца.

Вижу гордого испанца
И царя с жезлом в руке,
Рокового корсиканца
В сером сюртуке.

Мир вам, радостные тени!
Обращая взоры вспять,
Театральные ступени
Узнаю опять.

Как закоптели сумрачные стены.
Как неуютно в дымных коридорах.
Зал театральный кажется сараем.
В нем тускло светят газовые лампы.
Утихнул рев военного оркестра.
В партере кашляют, в райке топочут.
Суфлер уже ворочается в будке,
И грязный занавес, шурша, поднялся.

Вот «Маскарад». Арбенина играет
Заезжий пожилой усатый трагик.
Колода карт летит в лицо гусару,
И сыплются семерки и девятки.
Вот «Горе от ума» с дивертисментом.
В «Madame Sans-Gene» двойник Наполеона,
Красиво хмурясь, кончиками пальцев
Берется царственно то за кофейник,
То за ушко плебейки-герцогини.

Привет вам, отыгравшие актеры,
Деборн-кокетка, Агарев-любовник,
Простак Демюр и комик Короткевич,
Я не забуду вас. Вы вдохновеньем
Игры бесхитростной сердца пленяли
И вызывали радостные слезы.

Я не застал тебя. Но с ранних лет
Цветут в душе Случевского творенья:
Непогрешимый суд «Землетрясенья»
И «Ларчика» трагический секрет.
Какой неуловимо вещий свет!
Какая ширь и дерзость вдохновенья!
Да, ты один! Тебе подобных нет!

Упорный, долгий звук охотничьего рога,
Как голос совести, приказывает строго
Блюсти и охранять огонь священный тот,
Что в сердце каждого охотника живет.
Сестра поэзии, суровая забава
Немврода мощного и страшного Исава,
Охота, ты цветешь в росистой мгле лугов,
В бодрящей тяжести высоких сапогов,
В ударе выстрела и в лае музыкальном.

Кусты орешника. Уже в овраге дальном
Собаки залились по следу русака,
И рощи ожили. Вдали блестит река,
А здесь ручей блестит и шепчет торопливо.
Два ворона снялись с песчаного обрыва.
Над сонною травой толкутся комары.
Таинственный союз с прохладою жары,
Полудня с вечером и вечера с закатом.

Чу, выстрел! За его торжественным раскатом,
Приветствуя зарю, утихли лес и лог,
И только за горой выводит трели рог.

Ты был моей любимой птицей,
И в годы детства тяжело
Над исторической страницей
Твое провеяло крыло.

Заря весной всходила рано.
И ворон каркал мне с утра
Про времена царя Ивана,
Про императора Петра.

В полях, где василек и колос
Смиренно молятся ветрам,
Провозглашал суровый голос
Прологи небывалых драм.

Но в пору грозного ненастья
Под вихрем бед, назло судьбе,
Ты радостно твердил о счастье
И призывал меня к борьбе.

Она читала «Ревизора».
Читала весело и скоро,
А Гоголь в рамке на стене
Молчал и слушал как во сие.

Уж целый час она читала
И хохотала, хохотала.
Вдруг дуновенье из дверей,
И Гоголь повернулся к ней.

«Довольно мучить. Я сгораю,
Я бесконечно умираю,
Я вечно мучаюсь в огне.
О, помолитесь обо мне!»

Помнишь, как на бале по блестящей зале
Мы с тобой скользили, млея от любви.
Музыка устала, потемнела зала,
И давно в могиле наши визави.

Нежно говорили с польками кадрили,
Томно вальс печальный отвечал: лечу,
Замирал и мчался. И опять склонялся
Профиль идеальный к моему плечу.

Иногда мне снится: бал звенящий длится
И в знакомой зале мы опять вдвоем.
Здравствуй, день минувший, радостно блеснувший
В невозвратной дали лучезарным сном.

Над миром пролетел непобедимый час –
Для каждого иной, для всех единый.
Тогда мы встретились, и голос лебединый
Запел так сладостно в сердцах у нас.

Я помню грустный блеск твоих бездонных глаз,
Плененных запредельною картиной:
Из груд стекляруса сиял тебе алмаз,
Ты не искала роз над смрадной тиной.

И вот теперь, когда твой старый друг,
Разбитый, клонится под вихрем вьюг,
Когда в лицо ему хохочет Мефистофель,
Тебе не страшен вечный спор с судьбой;
Склоняется незримо над тобой
Продолговатый благородный профиль.

Печальная русалка
Глядела на закат.
Здесь ландыш, тут фиалка,
А там березок ряд.

Неумолимый гений
Русалку перенес
Из царства снов и теней
В мир суеты и слез.

Но в безответных взорах
Всё тот же тихий лес,
Весенней ночи шорох,
Румяный край небес.

Спешу к последним я пределам,
А по пятам бегут за мной
Часы, пронизанные белым,
И дни, окутанные тьмой.

Остановясь у перекрестка,
Перед кладбищем суеты,
Я вижу девочки-подростка
Неуловимые черты.

И память вмиг нарисовала
Навесы дремлющих ветвей,
Опять звезда затрепетала,
Опять заплакал соловей.

Пускай на робкое лобзанье
Твои отринули уста,
Ты в глубине воспоминанья,
Как жемчуг девственный, чиста.

И в срок прощальных вдохновений
Я снова слышу над собой
Тебя, заоблачный мой гений,
Тебя, мой ангел голубой.

Чёрные бесы один за другим
Долго кружились над ложем моим.
Крылья костлявые грудь мне терзали,
Когти железные сердце пронзали
И уносили в безвестную мглу
Божью святыню и Божью хвалу.
Гость белокрылый из райских полей
Пролил на раны вино и елей.
Сердце забилось нежней и любовней,
Стало оно благодатной часовней,
Где от вечерней до ранней зари
Радостный схимник поёт тропари.

Верни меня к истокам дней моих,
Я проклял путь соблазна и порока.
Многообразный мир вдали затих,
Лишь колокол взывает одиноко.
И в сердце разгорается заря
Сиянием вечернего светила.
О, вечная святыня алтаря,
О, сладкий дым церковного кадила!
Заря горит всё ярче и сильней.
Ночь умерла и пройдены мытарства,
Верни меня к истокам первых дней,
Верни меня в немеркнущее царство.