Евгений Доллман - Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944

Хотя Каплер вряд ли одобрил бы мое общение с «аль-фредиани», именно от них я узнавал, как в действительности обстоят дела в Риме. Рано утром я ходил вместе с ними на рынок, где они показывали мне матерей, которые горько плакали от жалости к своим детям, поскольку не могли купить им молока. Мы отправлялись осматривать пустые лотки, когда-то ломившиеся от фруктов и овощей, и они с укоризной показывали мне на них. Друзья привозили меня в Джардини-дель-Яго, сад, принадлежавший когда-то принцам Боргезе, а потом превратившийся в любимое место отдыха римлян, и жаловались, что военные власти собираются устроить среди древних рощ, фонтанов и храмов стоянку для машин. Я не ограничился одним только выражением сочувствия по поводу гибели, которая грозила этой жемчужине Рима, но и сделал все, чтобы спасти ее – платаны и кипарисы, храмы и фонтаны – словом, все, чем славился этот сад.

Но гораздо более важным было то, что именно от них я узнал о темных силах, которые, как и во времена Спартака, поставили знак равенства между справедливостью и жестокостью и насилием. Новый фашистский режим республики Сало породил целый ряд сторонников этой идеи и поместил их в кабинеты римского секретариата партии. Триумвират, состоявший из двух дурно воспитанных партийных боссов и утонченного маленького графа с наклонностями дегенерата, создал в палаццо Браски, старом папском дворце, известном своей великолепной мраморной лестницей, нечто вроде подпольного революционного трибунала. Никто никогда не слышал криков тех, кого пытали и избивали в его подвалах, но все жители Рима вздрагивали при одном только упоминании этого дворца. Синьорина Биби, которая поддерживала с «альфредиани» более тесные связи, чем раньше, познакомила меня со своим другом, которому удалось спастись из рук палачей, орудовавших в этом дворце. Молчаливым жестом подвергшегося истязаниям раба он задрал рубашку и показал мне свою спину – увидев то, что представилось моим глазам, сам маркиз де Сад задрожал бы от радости. В тот вечер я присутствовал на ежедневном совещании в ставке фельдмаршала на Монте-Сократе. Выслушав мой рассказ, Кессельринг тоже задрожал, но не от радости, а от гнева, и вскоре после этого пытки в подвалах папского дворца прекратились. Этот случай конечно же не принес мне популярности в неофашистских кругах, но «альфредиани», словно солдаты в фаланге, еще теснее сплотились вокруг меня.

Однажды, ноябрьским вечером, Биби вернулась из соседнего монастыря, где брала уроки английского языка, и сказала, что со мной хочет срочно поговорить молодой человек из «великой семьи». Она с таким энтузиазмом говорила о нем, что я тут же согласился принять его. В мою комнату вошел необыкновенно красивый юноша. Он говорил так тихо, что я сначала не расслышал его имени, но Биби переводила столь эмоционально, что я скоро понял, с кем имею дело.

Это был сын графа Чини, с которым я несколько раз встречался в официальной обстановке и один раз – в неофициальной. Витторио Чини был министром транспорта в прежнем правительстве Муссолини, но согласился занять этот пост не потому, что рассчитывал получить какие-нибудь льготы от фашистского режима или нуждался в покровительстве дуче, как большинство его коллег. Он был сказочно богат – такими богатыми могут быть только итальянские или испанские аристократы. Ему принадлежали крупные отели, заводы, пароходные линии – словом, все, из чего складывается состояние торгового или промышленного магната. Его замки, виллы и коллекции произведений искусства располагались по всей Италии. В Ферраре он владел дворцом периода Эсте, в котором сохранилась мебель того времени, в Монзелисе – одним из самых красивых замков Италии, а в самой Венеции – роскошным палаццо на Большом канале, заполненным драгоценными вещами, как пещера Аладдина. К моему сожалению, Анна Морозини не снабдила меня приглашением в этот дворец. Помимо этого, он не только внешне походил на сурового кондотьера XV века, но и обладал недюжинной храбростью, присущей, впрочем, всему его роду. Я уже писал о том, какое впечатление эта черта его характера произвела на рейхсмаршала Германа Геринга осенью 1942 года, а ведь Геринг и сам был очень храбрым человеком. Впервые за долгие годы он встретил человека, который не побоялся повысить на него голос. Последний раз я встречался с Чини на обеде, который давал маркиз Медичи дель Васцелло, бывший Государственный секретарь, в июне 1943 года. В тот день граф горько жаловался на то, что Муссолини совершенно некомпетентен в технических и военных вопросах:

– У меня одно желание – поскорее вернуть свой пост человеку, который буквально насильно заставил меня принять его. Специалисты дуче не нужны. Он всегда все знает лучше всех.

Вскоре после этого он ушел в отставку, что было расценено итальянскими и немецкими властями, после событий 25 июля и 8 сентября, как государственная измена.

Теперь передо мной стоял его сын Джорджо и в отчаянии рассказывал мне о том, как сложилась судьба отца. Здоровье графа Чини и сама его жизнь были в опасности. Его бросили в Дахау, и спасти его могло только срочное освобождение. Мне показалось, что Джорджо вот-вот расплачется, а поскольку он был моложе своего отца, но столь же красив, то Биби была готова разрыдаться вместе с ним. Мне тоже хотелось плакать от горя, но, не желая ронять себя, я сдержался. Я ничем не мог помочь Чини. Он был узником ведомства Каплера, и даже Кессельринг был не в силах что-нибудь сделать.

Джорджо Чини умолял меня переговорить с его матерью. В сопровождении Биби, которая заявила, что поедет с нами, мы отправились к нему домой и устроили там военный совет. Графиня в юности была самой красивой и самой популярной кинозвездой Италии, ее до сих пор помнят под профессиональным псевдонимом Лидия Борелли. Она приняла нас в комнате, напоминавшей музей нефрита, и я сразу же расположил ее к себе, принявшись восхищаться ее коллекцией, которой не было равных в Европе. Графиня была с ног до головы облачена в черное и была похожа на Марию Стюарт в первые годы ее заточения. Мне пришло в голову, что если удастся освободить ее мужа, то эта история будет достойна пера самого Шиллера. Конечно, душу господина Каплера совершенно не трогали подобные вещи, но его официальным начальником в Италии был генерал Вольф, который обожал встречи, носившие мелодраматический характер. По счастливому стечению обстоятельств Вольф должен был через несколько дней приехать в Рим, и я выработал программу аудиенции, которую намеревался организовать для графини.

Она появилась в назначенном месте, в отеле, который принадлежал ее мужу и который немцы считали своим вторым домом, надев свои знаменитые черные жемчуга и прикрыв лицо небольшой вуалью, отчего ее сходство с Марией Стюарт только усилилось. Джорджо организовал шампанское, а Биби выступила в роли фрейлины.