Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали

В Англии или в Соединенных Штатах, если какой-либо член правительства не согласен с его политикой, он имеет право возражать, апеллировать, протестовать, подать в отставку. Затем он может вынести этот вопрос на рассмотрение избирателей, и, по крайней мере, теоретически у него есть шанс возвратиться после выборов и, собрав в свою поддержку большинство голосов, добиться осуществления своих идей. Эта функция оппозиции признается как одна из важнейших.

Но в партии большевиков не может быть апелляций после того, как решение принято. Никто не протестует, никто не подает в отставку. Единственный шанс, который остается у оппозиционеров, после того как большинством голосов их предложение было отвергнуто, — это заговор.

Такое обращение с оппозицией было еще одной из причин чисток.

Техника проведения чисток в Советском Союзе была прекрасно отработана. Все аресты производились ночью. В этом заключался эффект неожиданности: людей арестовывали тогда, когда они меньше всего этого ждали, и, напротив, их неделями не трогали, если они каждую ночь ожидали ареста. Эти аресты проводились обычно агентами, ничего не знавшими о том, какие обвинения будут предъявлены человеку, которого они арестовывают. Обычно приезжали в автомобиле — чаще всего это был сержант в форме и с ним двое в штатском, — стучали в дверь, вежливо предъявляли подписанное прокурором или начальником городского отдела НКВД постановление на обыск квартиры и арест. На это время дверь запирали, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти. Из соседней квартиры приглашали любого человека, обычно не военного, а штатского, в качестве свидетеля. Он или она наблюдали за тем, как происходит обыск, а потом этого свидетеля просили подписать бумагу, в которой говорилось, что не было допущено никаких злоупотреблений или превышения власти, иными словами, что никого не избили и ничего не украли. Все конфискованные предметы заносились в список и выдавалась квитанция. Как только обыск заканчивался, вежливые и неразговорчивые агенты уезжали с арестованным. Вероятно, за исключением свидетеля-понятого никто больше в доме не знал до утра о том, что произошло.

Семья арестованного в течение нескольких недель не имела о нем никаких сведений, а сам он находился в магнитогорской тюрьме, обдумывая свое положение перед началом допросов. Эта тюрьма была переполнена. В камерах, рассчитанных на двадцать человек, сидели пятьдесят. (Естественно, такая «перенаселенность» тюрьмы подгоняла власти, заставляя их ускорять следствие.) После ареста семья обычно получала официальное извещение, что их брат или муж арестован и что семья может прийти в такое-то место и в такое-то время с передачей, в которой должны находиться теплые вещи, чистое белье, сахар, луковицы и чеснок. Лук и чеснок были необходимы, чтобы бороться с цингой — довольно распространенным в тюрьме заболеванием, возникшим из-за недостатка свежего воздуха и пищи, в основном хлеба и воды.

Иногда после ареста мужа его жену увольняли с работы и всю семью часто подвергали общественному остракизму. Все боялись общаться с этой семьей, потому что в дальнейшем их самих могли обвинить в «связи с врагами народа».

В редких случаях семье сообщали, какие именно обвинения предъявлены арестованному, даже позволяли увидеться с ним. Такие свидания обычно разрешались в интересах следствия. Мужу было разрешено увидеться с женой и ребенком, конечно, в присутствии следователя, для того, чтобы с новой силой напомнить ему о существовании любимых им людей, чьи жизнь и счастье зависели от «его чистосердечного признания своей вины и от его помощи следствию в выявлении и осуждении его соучастников». Вполне естественно, что иногда такие визиты приводили к результатам, противоположным ожиданиям следствия. Мужья умудрялись прошептать кое-что на ухо своим женам. Таким образом об истории Шевченко и некоторых других стало известно широкому кругу людей.

Допросы обычно проводились ночью и были, по существу, психологическими, изматывающими нервы пытками, иногда длящимися в течение нескольких недель и возобновлявшимися после долгих перерывов, во время которых заключенному давалась передышка. Слова «вредительство» и «контрреволюционная деятельность» в Советском Союзе означают нечто гораздо большее, чем то, что понимают под этим словом американцы. Статья 58–1 Уголовного кодекса РСФСР гласит:

Любое действие считается контрреволюционным, если оно направлено на организацию переворота, подрыв или ослабление власти рабочих и крестьян… или на ослабление внешней безопасности Советского Союза, административно-государственных и национальных завоеваний пролетарской революции [65] Ср. ст. 58–1: «Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов… или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции (Уголовный кодекс РСФСР. М… 1950. С. 41). — Примеч. переводчика. .

Чтобы найти определение такого понятия как «вредительство», обратимся к статье 57–7 того же кодекса, где, в частности, можно прочитать следующее:

Нанесение ущерба государственной промышленности, транспорту, торговле, системе денежного обращения или же системе кредитов, равно как и системе кооперации, совершенное с контрреволюционными целями, и использование в контрреволюционных целях государственных учреждений… а также препятствование их нормальной деятельности, равно как и использование государственных учреждений и фабрик в интересах их бывших владельцев… влечет за собой применение высшей меры социальной защиты — расстрел [66] Ср. ст. 58–7: «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий или противодействия их нормальной деятельности, а равно использование государственных учреждений и предприятий или противодействие их деятельности, совершаемое в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций, влекут за собой меры социальной защиты, указанные в ст. 58–2 настоящего кодекса: высшую меру социальной защиты — расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и тем самым гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов СССР навсегда, с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества. 6 июня 1927 г.» (Уголовный кодекс РСФСР. M., 1950. С. 41, 38). — Примеч. переводчика. .