Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали

На основании статьи 58–12 были осуждены многие жены. Часть ее сформулирована следующим образом:

Несообщение о подготовке или совершении контрреволюционного преступления влечет за собой… лишение свободы на срок не менее шести месяцев. (6 июня 1927 г.) [67] Ср. ст. 58–12: «Недонесение о достоверно известном готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении влечет за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев. 6 июня 1927 г.» (Уголовный кодекс РСФСР. М., 1950. С. 41, 38). — Примеч. переводчика. .

Обвиняемому почти никогда не разрешали видеться со своим адвокатом в ходе ведения допросов. Он оставался один на один с более или менее опытными следователями НКВД, спокойными, вкрадчивыми и педантичными. Хотя согласно правилам проведения этой процедуры следствие не должно было длиться больше двух месяцев, обвиняемый мог иногда томиться и годы в тюрьме вместе с другими мужчинами и женщинами, находящимися под следствием. Это, очевидно, давало следователю возможность использовать данное обстоятельство в качестве дополнительного, более мощного нажима: «Если вы не хотите признать себя виновным, возвращайтесь назад и все обдумайте, если же вы признаетесь, то суд будет очень коротким, а потом — годик в Сибири, где у вас будет хорошая работа, будете получать зарплату, жить дома, иметь относительную свободу передвижения по городу и возможность видеться с семьей…»

Довольно широко была распространена практика обвинения и осуждения на основании свидетельских показаний другого арестованного или же их обоих — на основании свидетельских показаний третьего чело века, все еще находящегося на свободе. Некто А. дает свидетельские показания о том, что гражданин В. назвал Сталина сукиным сыном, которого надо застрелить.

Будучи арестован, гражданин В. в конце концов признается, что он это говорил, и далее утверждает, что при этом присутствовал гражданин С., согласившийся с высказанным мнением о Сталине. Когда арестовывают гражданина С., то он все отрицает, а затем на очной ставке с гражданином В. он признает, что такой разговор действительно имел место, но настаивает, что он был начат гражданином А. Гражданина А. арестовывают, как и этих двух, за подготовку террористического акта против руководителей партии и правительства, но он ходатайствует о смягчении наказания на том основании, что он начал этот разговор специально, чтобы разоблачить контрреволюционные действия В. и С. и передать их в руки властей. Через шесть месяцев, в течение которых граждане А., В. и С. не переставали изобличать друг друга, они высылаются на Камчатку сроком на десять лет.

В 1937 и 1938 годах, когда чистки достигли своего апогея, методы, используемые во время ведения следствия, были совершенно недопустимыми по всем стандартам цивилизованного общества. Применялось даже физическое принуждение и насилие, чтобы добиться признания от обвиняемого. Арестованному могли сообщить, что если он признается, то его жену не тронут и не будут увольнять с работы. Как только признание было подписано, жену также арестовывали, показывали ей признание ее мужа и говорили, что если она сознается в том, что она обо всем знала, но молчала, то они оба получат небольшие сроки заключения. Она признавала свою вину, оба получали самый большой срок и их отправляли на работу в Ангарстрой. Конечно, такие методы воспринимаются как должное в процедуре ведения уголовного дела почти во всем мире. Однако в Советском Союзе ситуация несколько отличалась тем, что НКВД в своей работе по защите страны от происков иностранных агентов, шпионов и наступления старой буржуазии рассчитывал на поддержку и содействие со стороны населения и в основном получал их. Но истории, подобные той, которая была описана мной выше, поколебали доверие многих русских к НКВД.

Судебные процессы всегда проводились «in camera» и обычно «in absentia». В 1937 году в Магнитогорске не было почти ни одного процесса, который закончился бы оправданием обвиняемого, но и количество смертных приговоров было не более шести. После суда оперативный отдел НКВД передавал заключенных в ведение УЛАГа (управление лагерей), в задачи которого, в частности, входило использование труда заключенных на некоторых стройках, а также проведение воспитательной работы. УЛАГ входил в состав организации НКВД как совершенно особая и самостоятельная часть ее структуры. Работники УЛАГа передавали заключенного вместе с папкой документов, в которых сообщалось, по какой статье был осужден этот человек. Помимо этого, сотрудникам УЛАГа ничего не было известно об осужденном. В функции УЛАГа входили работы по строительству дамб, плотин и железных дорог; здесь обращались с заключенными по возможности хорошо, хотя бы потому, что требовалось добиться высокой производительности труда.

Как только заключенных привозили на строительство, их начинали кормить лучше, чем на протяжении всего периода с момента ареста. Им выдавали теплую добротную одежду и говорили, что с этой минуты единственное, что будет приниматься во внимание, это их работа. Вплоть до 1938 года срок заключения мог быть уменьшен за хорошую работу на двадцать, сорок, а иногда даже на шестьдесять процентов.

Однако после 1938 года сокращение срока наказания стало более редким явлением, вероятно, потому, что НКВД не хотел терять рабочую силу, ведь число осужденных — и соответственно рабочих, прибывающих на стройки, — сократилось. Часто проводимые собрания, доклады и речи, а также газеты были призваны перевоспитать заключенных этих лагерей в духе свободы, независимости и справедливости, царящих в стране рабочего класса после принятия в 1936 году Сталинской Конституции.

Действия НКВД в Магнитогорске в 1937 году часто были крайне беспорядочны. Арестованные пропадали, иногда неправильно устанавливали их личность. Однажды ночью сотрудники НКВД пришли арестовывать человека, который раньше жил в квартире, расположенной над нашей, но он уехал из Магнитогорска несколько месяцев назад. Были случаи, когда женам присылали извещения о том, что их мужья арестованы и что им следует собрать передачу, в то время как мужья находились дома, работали, как обычно, и продолжали спокойно жить и работать в дальнейшем. Эти факты говорили о плохой организации действий аппарата НКВД.

Алексей Иванович Пушков, возглавлявший НКВД Магнитогорска в 1937 году, сам подвергся чистке в 1939 году за излишние пыл и рвение в проведении чисток в городе.

Последствия чисток, не замедлившие сказаться, были весьма разнообразны и иногда парадоксальны. В том случае, когда большое число ответственных работников и руководителей арестовывали почти одновременно или друг за другом, это очень отрицательно и довольно долго сказывалось на производственном процессе. Например, когда Шевченко сняли с должности и арестовали, на несколько недель сильно сократился выпуск продукции коксохимического комбината. В течение первых дней на комбинате царил полный хаос. Мастер приходил утром на работу и говорил рабочим, находившимся под его началом: «Ну, сегодня мы должны сделать то-то и то-то». Рабочие насмешливо ухмылялись и говорили: «Проваливай. Ты сам — вредитель. Завтра придут за тобой и арестуют. Все вы вредители — и инженеры, и специалисты-техники».