Эмилия Руэте - Принцесса Занзибара. Женщины при дворе султана Сеида Саида

В то время на Занзибар смотрели как на будущую британскую колонию, и потому мою записку вначале нужно было передать британским властям Индии. Прошло несколько месяцев, и вот однажды я получила письмо из Лондона. В него была вложена копия документа, который британское правительство вручило немецкому послу для передачи мне; этот документ был коротким сообщением, что та записка, которую так настойчиво требовал от меня сэр Бартл Фрер, отклонена. Причиной отказа в документе назвали то, что, поскольку я вышла замуж за немца и живу в Германии, мое дело будет представлять больший интерес для германского правительства. Эта неуклюжая отговорка выглядела еще смешнее оттого, что я не выпрашивала милостыню ни у одного, ни у другого правительства, а просила их лишь о моральной поддержке. Сэр Бартл Фрер сам потребовал у меня эту записку – тот самый дипломат, который вырвал у меня обещание не видеться с моим братом в обмен на обеспечение моих детей.

Предоставляю каждому справедливому человеку самому решить, достойно ли такой великой страны, как Англия, подобное обращение с несчастной женщиной.

Но мне бы хотелось спросить: разве британское правительство, которое представлял сэр Бартл Фрер, делая мне свое предложение, не знало, что я вышла замуж за немца и потому являюсь подданной Германии? Об этом ни разу не заходила речь, когда у меня выманивали обещание не видеть моего брата. Я точно и добросовестно выполнила свою часть этого соглашения. Вы понимаете, что, пока я имела возможность общаться с моим братом, для англичан я была не немкой, которая ничего для них не значит, а сестрой султана, которая может повредить их интересам. Но вот когда мой брат вернулся домой, я перестала представлять какую-либо опасность, и они разыграли эту карту, чтобы навсегда избавиться от меня.

Позже мне объяснили, почему власти не дали нам с Баргашем помириться. Султан не знал ни одного европейского языка и не понимал тонкостей европейской политики. Англичане очень хотели, чтобы он оставался в этом невежестве: меньше была вероятность того, что он заупрямится, когда надо будет подписать некоторые договоры. Я, немного узнавшая европейский образ мыслей, могла бы сказать брату такое, что, возможно, было бы полезно знать правителю Занзибара, но что мешало бы планам британского правительства.

Все же я должна отметить, что между английским правительством и английским обществом существует огромная разница. В этом обществе я позже встретила горячую симпатию и перед некоторыми его представителями буду чувствовать себя в долгу всю оставшуюся жизнь.

Отплытие. – Александрия. – Нелюбовь египтян к англичанам. – Плавание по Суэцкому каналу. – Горячее Красное море. – Прибытие. – Приветствия народа. – Это не нравится Сеиду Баргашу. – Его временщик, бывший чистильщик ламп. – Разрушения и упадок. – Ужасающая жестокость Баргаша. – Требования рассказчицы отклонены. – Британское влияние на султана. – Заключение.

Когда я несколько лет назад писала предыдущую главу, то почти перестала надеяться на осуществление того желания, которым были полны все мои мысли и все мое существо. Богатые событиями годы, пробежавшие с тех пор, как я покинула мою южную родину, были для меня временем невероятных ударов и жизненных бурь. Я много пережила, в том числе перенесла такие испытания, которых человек не пожелает даже врагу. Благодаря своему крепкому телосложению я смогла долго выдерживать суровый климат севера, но два года назад наконец уступила желанию перемен и задумала побывать на Занзибаре вместе со своими тремя детьми.

Я предприняла необходимые действия для подготовки путешествия и при этом встретила со стороны властей добросердечие и поддержку. Но тем не менее дело затянулось, я уже готова была расстаться с надеждой когда-либо снова увидеть родину, но тут пришло письмо из канцелярии министерства иностранных дел. Меня просили быть готовой к отъезду на Занзибар. Эта новость так потрясла меня, что я не сразу осознала свою удачу. Восхвалив Господа, я почувствовала себя в огромном долгу перед нашим почитаемым и любимым императором и его правительством. Мы – мои дети и я – всегда будем вспоминать о них с огромной благодарностью.

1 июля 1885 года я выехала с детьми из Берлина и 3 июля, через Бреслау и Вену, благополучно добралась до Триеста. Только на борту парохода «Венера» компании «Ллойд», который поднял якорь в двенадцать часов того же дня, моя тревога ослабла настолько, что я смогла насладиться покоем, которого мне так не хватало перед этим. Утром 5-го числа мы были на Корфу. Поездка, занявшая несколько часов, позволила нам познакомиться с лучшими достопримечательностями этого очаровательного острова. Оттуда мы продолжили путь мимо бесплодного острова Итака у южной оконечности Греции и высокой Кандии [4]и прибыли в порт Александрии.

Как тепло стало у меня на душе, когда я сошла на берег в этом городе, среди пальм и минаретов: он был так похож на мою родину! Понять мои чувства может лишь тот, кто много лет не был в родной стране при обстоятельствах, похожих на мои. Девятнадцать лет я не видела настоящего юга, все это время я сидела в Германии у очага, и одна зима сменяла другую. Хотя я стала жительницей севера и мне выпали на долю многочисленные обязанности немецкой домохозяйки, мои мысли обычно были очень, очень далеко. Из всех видов отдыха, из всех развлечений самым лучшим для меня было сидеть, погрузившись в чтение книги о южных странах. Поэтому неудивительно, что при виде Александрии я едва не лишилась чувств и стояла, глядя на суетливое движение в порту, словно во сне.

На таможне у нас потребовали, чтобы мы назвали свои имена. Я решила, если будет возможно, не называть свое имя и попросила у одной из своих спутниц ее визитную карточку. К моему изумлению, этой карточки для таможенников оказалось достаточно. Потом мы оказались в настоящей осаде: так плотно нас окружила шумная толпа. Нам пришлось потратить немало сил, чтобы нанять кеб и добраться до своего отеля. Десятка полтора людей окружили нас, стали шумно предлагать свои услуги и не сходили со своих мест, пока их не разогнала полиция. После этого кеб смог сдвинуться с места, но один предприимчивый человек запрыгнул на него сзади и, когда мы уже ехали по улицам, громко рекомендовал себя в качестве переводчика. Он не мог понять, как получается, что я сама говорю по-арабски и поэтому могу обойтись без переводчика; это казалось ему какой-то загадкой.

Два дня в отеле, оказавшемся дорогим и грязным, пронеслись мгновенно. Больше всего мне нравилось ходить в арабский квартал, наблюдать его оживленную жизнь, которая была для меня непрекращающимся удовольствием. Сначала люди там смотрели на меня подозрительно. Но как только я обращалась к ним по-арабски, их лица становились веселее, а глаза начинали блестеть, и они кричали: «Матушка, где вы так хорошо научились говорить по-нашему? Вы, должно быть, долго жили в Багдаде? Сколько времени вы там пробыли?» Извозчик, управлявший нашим кебом, так нас полюбил, что в конце концов попросил, чтобы я взяла его к себе слугой. Он клялся, что будет верен мне всю свою жизнь и никогда не выпьет ни капли моего вина. Бедняга очень опечалился, когда узнал, что я не могу исполнить его просьбу.