Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970

Потом еще пришли супруги Волькенс; мы имели возможность поблагодарить всех, вспомнили также основателя Эдуарда Арнольда, чей труд они продолжают. Тогда, в 1910 году, Кампанья еще граничила с Виллой Массимо, в которой много стипендиатов провели хорошее и, как я могу заключить по нам, также плодотворное время. У меня отсутствует связь с богатством, но я с удовольствием вижу его у других.

Прощание с Отториной. Она так сердечно благодарила, еще прежде, чем получила mancia [804]— человечный народ!

Вчера вечером сели в поезд на Цюрих, спальный вагон. Бутылочка кьянти. Удобно проведенная ночь.

В одиннадцать часов нас на Цюрихском вокзале встретил Альберт Вайдели. С ним и фрау Зигрид мы снова поехали во Флаах отведать спаржи. Одно из основных моих чувств, наряду с уверенностью в спасении: «идти в сопровождении». Всегда, будь то война или мир, рядом кто-нибудь был.

Дальше в Вильфлинген. Дом в отличном состоянии, благодаря заботам Ресле. Четыре кошки, Аманда с тремя котятами, приветствовали нас.

Печальная увертюра — утром Штирляйн обнаружила у входной двери двух мертвых котят, которые остались ночевать на улице. Они были изувечены, разорваны, вероятно, какой-то собакой.

Выйдя из дома, я нашел третьего, выжившего котенка, он с аппетитом уплетал останки сестры и брата — животные смотрят на эти вещи иначе, чем мы.

Разбирая почту, прочитал репортаж о скандале по поводу присуждения премии писателю Томасу Бернхарду в Вене. В его благодарственной речи мне понравилась лишь одна, но хорошая фраза: «Все смешно, если подумать о смерти».

Батальон стоял в готовности за участком леса. Прибыл связной: мы должны идти в наступление. Тут не было страха; о смерти мы даже не думали. Судьба подступала не к каждому отдельно.

Прохладная погода. Нам пришлось протопить изразцовую печь; рядом с ней стоял букетик майских ландышей, которые обильно цветут под буками. К вечеру их аромат становится слишком сильным. Это тоже продолжение жизни.

Экскурсия с южно-германскими энтомологами по Верхнему Рейну. На опушке леса мы рассыпались цепью, потом в резиновых сапогах пересекли болото, в котором, как на картине Ван Гога, цвели мечевые лилии. Местность напомнила мне то время, когда в 1940 году я стоял здесь на линии Зигфрида. Виды насекомых тоже.

Вечером «разносолы» в «Дойчер Хоф» Эттенхайма. Обсуждалась и демонстрировалась добыча. Монсеньор выказал раздражение тем, что молодой адепт не поделился сразу своей радостью по поводу удачного улова — он упрекнул его в коллекционерской зависти.

Чтение: Александр Оливер Эксквемелин: «Американские морские разбойники». Новое переиздание вышедшей в 1678 году книги о пиратах. Автор два года прослужил под командой знаменитого Моргана и принимал участие в завоевании Панамы. О Моргане в воспоминаниях говорится так же мало хорошего, как и о его компании; молодчики неотесанны, жестоки и кровожадны. Пират Лолонуа, убив противника, слизывает кровь с клинка. В Дарьенском заливе он, в конце концов, попал в руки indios bravos [805], которые зарезали его и сожрали. Подобающая смерть.

Неурочный пир: я сижу между Брандисом из Дуамона и капитаном Хартвигом; напротив хозяин дома, Луи Фердинанд. Беседа лаконичная, анекдотичная; самосознание сконцентрировалось. Разговор со старшим на восемь лет Хартвигом, выпускником кадетского училища 1905 года, сначала о Фонтане, в частности об «Эффи Брист». Роман вышел в 1895 г°ду; он был популярен среди молодых офицеров и оказал смягчающее воздействие на их понимание вопросов чести. Это, похоже, пример почти незаметного влияния художественного произведения, изменений не благодаря обвалу, а благодаря просачиванию, благодаря эрозии.

Курт Хартвиг был офицером-торпедистом на малом крейсере «Дрезден», который в ноябре 1914 года принял участие в Коронельском морском сражении [806]и избежал гибели, настигшую эскадру Шпее [807]у Фолклендских островов.

После того как «Дрезден» обогнул мыс Горн и затонул в бою у чилийского побережья, Хартвигу удалось обзавестись фальшивым паспортом; под видом датского матроса он через английские порты вернулся в Германию. В его лице от англичан ускользнула большая добыча, поскольку в дальнейшем Хартвиг, командуя подводной лодкой, нанес им колоссальный урон. Среди прочего он в январе 1917 года, проскользнув вплотную к скалам Мальты, пустил ко дну огромный линкор «Корнуолл». Орден Pour le Merite нашел его лишь незадолго до конца войны.

Радиотехника в ту пору только зарождалась. Но когда ноябрьской ночью они шли под парами на Коронель, телеграфист перехватил одно сообщение. Генерал фон Гинденбург устроил русским новые Канны [808]под Танненбергом и взял-де сто тысяч пленных.

Это решили отметить и здесь; в сильную качку и с затемненными огнями в маленькой кают-компании были откупорены бутылки. Вскоре развеселились, все кроме одного, с унылым видом сидевшего за столом. Они приставали к нему:

— Почему ты с нами не радуешься? Слушай, очнись наконец!

— Что значит сто тысяч русских? — возразил он.

Им не хотелось об этом задумываться, хотя это было верно. Нарушителем спокойствия был старший лейтенант флота Канарис, позднее, как адмирал и шеф контрразведки ставший одной из ключевых фигур Второй мировой войны. Он не пережил ее, хотя почти достиг другого берега.

Вайда красильная [809], «золотое руно» древних, цветет роскошно, только мешает растущий совсем рядом желтый лук [810]. Такого в следующем году быть не должно.

«Дорогой Александр [811], в последние недели зачастили извещения о смерти. После Хельмута Шнайдера, Эрнста Вильгельма Ная, моего друга по легиону Шарля Бенуа, теперь настал черед и Курта Паули, который был очень дружен со мной, а также с мамой. Ты, если вспомнишь, гостил в его силезском имении. Он завещал мне письма, которые мама ему писала, — прекрасные тексты, которые я собираюсь когда-нибудь в спокойной обстановке изучить. Дочь Паули, госпожа фон Девитц, живет по адресу Имбзен 3401; она наверняка обрадовалась бы письму от тебя.

Мы с вюртембергскими энтомологами побывали на Верхнем Рейне, в еще очень тихом ландшафте цветущих лугов, болот и пойменных лесов. Я находился там зимой 1939-40 годов. Два дня усердно охотились, а вечером пускали по кругу чарку и обсуждали добычу.

Потом мы были в Гогенцоллерне, гостями Луи Фердинанда [812]. Собрались шестнадцать кавалеров ордена, большинство которых еще хорошо держатся друг подле друга и бодро занимаются делом. Мы были приняты в ратуше Хехингена и до полуночи просидели за пиршественным столом в графском зале замка. Анахроничный праздник. Скоро уже никто не будет знать, что такое Первая мировая война».