Евгений Муляров - Джуна

Да и она сама понимала: работа бармен­ши — занятие до поры до времени. По городу уже ходили рассказы о необычайных способнос­тях Джуны. Жена-врачевательница? Врач, мед­сестра — такое положение дел понятно, привы­чно. А лечить, как лечит она? Не выдумка ли это? Вдруг никаких способностей нет?

Доходило до курьезов. Что-то получилось? Говорят, у Джуны сильное биополе? «У меня биополе еще сильнее», — утверждал муж. Сколь долго продолжались бы подобные препи­рательства, никто не знает. Но однажды перед приемом у министра на носу мужа вздулся гро­мадный фурункул. Что делать, времени на лече­ние нет. Джуна увидела во взгляде мужа зата­енную просьбу, которую он никогда бы ни вы­сказал вслух. Одной ей ведомыми приемами об­работала больное место. К утру и признаков бо­лезни не осталось. Обрадованный, умиротворен­ный муж отправился по делам. Зато вечером — неожиданная и столь обидная для Джуны вспышка гнева. Его жена — ведьма, видано ли это!

Оставалась еще одна возможность. Сблизить супругов могло рождение ребенка. Но брак их, видимо, был обречен. Первые роды оказались неудачными.

Ее опять посещали видения. Во время бере­менности Джуне однажды открылась картина: незнакомая деревня, по которой едет странная, причудливая колесница. На колеснице она, обле­ченная во все черное, и в руках умирающая де­вочка, накрытая черным покрывалом. А дорога длится, длится. Вот и деревня осталась позади. Вокруг только степь... И вдруг странный жен­ский голос, но той, кому голос принадлежал, Джуна так и не увидела. Голос приказывал: «Встань, возьми мешок со свежеиспеченным хлебом, иди и раздавай хлеб людям».

Джуна очнулась. Ни степи вокруг, ни тряс­кой колесницы, ни женщины рядом. Знакомая квартира, ее собственный дом.

Нет, видение не столько страшное, сколько тягостное. И горькая мысль, пронесенная Джуной сквозь годы: «А если бы она послушалась, встала и пошла раздавать людям хлеб, может, дочь ее была бы жива?»

В образах, представших перед ней, легко прочитать зашифрованный, почти аллегоричес­кий смысл. Она не шагает собственными ногами по своему пути, выбирая сама дорогу. Ее влекут обстоятельства, она блуждает, и потому мест­ность, открывшаяся ей, не имеет ни одной зна­комой черты. Прояви она решительность, послу­шайся голоса, встань с влачащей ее в неизвест­ность повозки и, взяв мешок, отправься к людям, чтобы раздавать им хлеб, чтобы оделять, насыщать голодных, — этим бы она откупила и собственное существование, и жизнь девочки.

Призвание, которому нет выхода, томит че­ловека. Существование его лишается смысла, а высшие силы не мстят за пренебрежение даро­ванными силами, но отказывают в своем покро­вительстве. Отказывают до той поры, пока че­ловек не сделает усилие, не пересилит в первую очередь себя. А высшее покровительство помо­жет справиться с обстоятельствами.

Роды были затяжными и очень тяжелыми. Джуна лежала в больничном изоляторе. Ей по­казали родившуюся девочку, но она ее не узна­ла, вернее, не признала за своего ребенка — в таком она была состоянии. Обе — и мать, и крохотная дочка, названная в честь сестры Эммой, — провели в изоляторе одиннадцать дней. Смерть находилась где-то рядом, будто все выбирала и никак не могла выбрать, кого ей увести с собой.

И выбрала, наконец. Девочка неожиданно взглянула на мать, и взгляд ее совсем не казался взглядом грудного ребенка. Так смотрят взрос­лые люди, которым ведомо что-то такое, что пока скрыто от других. Эмма вздохнула. Так не вздыхают дети. И Джуне показалось, будто она ее позвала: «Мама!»

И вот еще одно загадочное превращение. Несколько часов Джуна не отдавала тело мерт­вой дочери, держала, крепко прижав к себе. Когда же ребенка уже должны были унести, она взглянула на дочь, чтобы наглядеться в послед­ний раз и запомнить навсегда, и вдруг... Перед ней было не лицо ребенка. Это было лицо взро­слой девушки. Таким оно и запомнилось, таким приходит в воспоминаниях. Может, ей тогда только показалось, а может, сила перенесенных страданий заставляет человека взрослеть, вне за­висимости от прожитых лет или дней.

Позднее судьба смилостивилась над Джуной. У нее родился сын Вахтанг, или, как она его нежно называет, Вахо. Джуна вкладывает в него всю скопившуюся в сердце материнскую любовь, трогательно заботится о нем. Когда он был ма­леньким, она отдавала ему много сил, выхажива­ла, учила и, вот что любопытно, сама кое-чему научалась у грудного ребенка.

Занимаясь с сыном, как занимается с мла­денцем любая добрая мать, Джуна сформулиро­вала своеобразную философскую теорию, пред­ставляющую пеленание как процесс, с которого начинается оформление в человеке человеческо­го. Кусок материи, окружающий младенца, — это как бы самая крайняя оболочка внешнего мира, касающегося ребенка. Ощущая эту обо­лочку и борясь с ней, ребенок как будто борется с внешней средой за самостоятельность и в борь­бе начинает чувствовать, осознавать собственное существование. Тело его и его дух укрепляются. И в то же время ласковые руки матери, накла­дывающие на ребенка мягкие полосы пелен, словно подавляют в нем слишком самостоятель­ное, еще не человеческое, а животное, что дрем­лет в любом человеческом существе и, если не укротить его вовремя, вырвется наружу.

Сын для Джуны — самое дорогое существо на свете. Хотя брак с Виктором Давиташвили распался, и тогда, и до сих пор она уверена, у нее есть семья — ее сын, и этой семьи Джуне достаточно. Кстати, именно Вахо воспротивился тому, чтобы Джуна снова вышла замуж.

За Джуной ухаживал композитор Игорь Матвиенко, с которым они создали много песен. И не только ухаживал. Впрочем, ситуация столь неординарная, что пусть о ней расскажет сама Джуна: «...Я даже подумывала создать с ним семью, а потом спросила у Вахтанга: «Хочешь еще братика или сестричку?» Сын ответил отри­цательно. Тогда и я Игорю отказала: Вахо не желает ни с кем меня делить».

Между тем и свадьбу уже сыграли. Но сын не согласился — и вот результат: «...Мы с Иго­рем так и не узнали друг друга. Наверное, между нами была не любовь, а глубокое уваже­ние. Помню, я рисовала в мастерской, а он при­ходил и по пять часов стоял и смотрел... »

Сын и призвание. Две серьезнейшие причи­ны, определившие семейное и жизненное поло­жение Джуны. Одна причина связана с самыми теплыми человеческими чувствами, другая — с чувствами, которые выше человека.

Вспомним цитату, с которой начиналась эта глава: «В большинстве случаев любовные инте­ресы не столь важны в жизни магов, ум которых занят более значимыми вещами». И тогда фраза из интервью, данного Джуной Национальной службе новостей 25 января 1996 года, прозву­чит иначе: «Забыла, что значит быть замужем, семнадцать лет назад».