Татьяна Михайловна Соболева - В опале честный иудей

Меня окрыляет легкость, с какой профессор признает мою просьбу отнюдь не чрезмерной. Небольшие палаты в отделении есть, что касается второй части моей просьбы, то он, как главный врач, даже доволен: медперсонала младшего нет, средний - перегружен, и мое присутствие будет очень кстати... (Вещие слова. Но проф. А. не вкладывал в них тогда особого смысла. Так получилось. Случайное совпадение.)

Благодарю его. Благодарим оба.

«Погода» изменилась необъяснимо в тот день, когда мы прибыли в приемное отделение. Наивно полагая, что любезность главного врача, уважаемого мэтра, будет сопутствовать нам и в дальнейшем, в общении с сотрудниками больницы, мы были попросту огорошены словами зав. приемным отделением: «Сегодня свободных мест нет».

Вероятно, именно тогда и следовало насторожиться: слишком уж сильно отличалась встреча, оказанная в приемном отделении, от встречи с главным врачом. Но я боялась расстаться с засветившейся надеждой, не хотела выпускать из рук призрачную соломинку, за которую жадно уцепилась. Искать новое пристанище, опять метаться и мучиться в поисках подходящего места для операции - на это у меня тогда недостало мужества. В голове почти погребальным звоном отдавались слова: «Каждый день и час опасность кровотечения...»

Может быть, сразу надо было дать взятку? Кому? И помогло ли бы это, если Соболев находился «на мушке» у деловой дамы из Министерства здравоохранения? Дело осложнялось и тем, что для меня дать взятку - все равно, что плюнуть человеку в лицо. Глупо? Не спорю. Но есть барьеры, которые осилить не могу.

...Мы приехали в новый назначенный день. Хорошо, что я предусмотрительно попросила таксиста не уезжать. Не ошиблась. Он и привез нас обратно, домой. Вспоминая ласковый прием, оказанный нам проф. А., я ничего не могла понять. Не понимаю и теперь, тем более что отказ во второй раз мог быть сделан без злого умысла: подходящей палаты могло и не быть.

Попав в больницу только с третьего захода, только тогда поняла, что весь путь, от порога приемного отделения до палаты, надо было выстелить кредитками, но в таких размерах, коими мы просто не располагали.

А пока, получив отказ во второй раз, я, к великому своему нежеланию, задумалась. Задумалась после того, как, позвонив по телефону профессору несколько раз, перестала заставать его на месте,., Повторился набор причин отсутствия, подобный тому, что слышала в НИИ проктологии. Конечно, это могло быть случайностью, неблагоприятным стечением обстоятельств. Но... на меня начала слегка «рычать» его секретарша. Усилием воли, вероятно от страха и отчаяния, я заставила себя поверить, что виновата самодурка-секретарша, все они - таковы. Правда, знала: все, если таков «их патрон». Однако это никак не вязалось с тем профессором А., что встретил нас в первый раз...

Пришлось подумать и о том, что странности приемного отделения как действия самостоятельные, от главного врача не зависящие, исключались начисто. В условиях вертикального подчинения главный врач больницы был богом местного масштаба. Кто посмел бы его ослушаться?! Оставалось одно объяснение происходящего: отношение Самого к Ал. Соболеву изменилось, изменилось до того, что он, приходится думать, задался целью взять нас измором: получив отказ раз, потом другой - это уже открытое неуважение, - мы не захотим, скорее всего, воспользоваться услугами его больницы.

Если в больнице ко времени второго нашего туда прибытия и в самом деле не оказалось свободного места, то при уважении к будущему пациенту следовало бы позвонить ему домой, извиниться, посочувствовать, предупредить о новом дне прибытия. Ничего даже отдаленно похожего не произошло. Откровенное хамство или забывчивость от безответственности и отсутствия совести? Мне кажется, одно другого не лучше. Впрочем, прошу прощения и разрешаю себе думать еще и так: что, если под конец первой встречи надо было положить на стол главного врача конверт с определенной суммой? Каюсь, такая мысль у меня была. Период брежневского, черненковского правления ознаменовался глубоким нравственным падением общества. Дать взятку, принять взятку стало нормой, без нее ни в одном деле нельзя было и на шаг продвинуться, я это отлично понимала. Но не посмела положить на стол профессора А. конверт со взяткой, даже не приготовила его. Не осмелилась оскорбить денежной подачкой, пусть и немалой, человека науки, достигшего высокого звания огромным трудом, человека, занятого гуманнейшим делом - поиском и разработкой оптимальных методов лечения почти приговоренных к смерти. Протянуть конверт с авансом благодарности гуманисту по призванию значило, по моим меркам, глубоко, незаслуженно оскорбить его.

Позже у меня было много поводов для анализа ситуации и поисков причины, по которой проф. А. вдруг, в одночасье невзлюбил поэта Соболева, отвернулся от него на 180°. Слепая я курица! Неужели не могла сообразить, что в первую встречу профессор увидел в нас «своих» - привилегированных советского общества. Он, вероятно, подумал, что такая знатная птица залетела в его скромную обитель не иначе как из-за его личных профессиональных достоинств. Автор прославленного произведения оказал ему предпочтение перед другими специалистами в этой области медицины, ему, скажем, а не кремлевским хирургам, - вот и все. Профессор был польщен, обрадован, изъявил полнейшую готовность лично сделать сложнейшую полостную операцию по его собственному методу. Обе стороны - он и мы - расстались, казалось, при взаимном удовлетворении исходом разговора и взаимной симпатии. Возможно, не уверена, профессор и надеялся на щедрое вознаграждение, но потом, позже, при благополучном расставании...

Что произошло потом? Или сам профессор кому-то сказал, что поэт Соболев пожелал стать его пациентом, или кто-то следил «через бинокль» за продвижением «противника», т.е. Соболева, и убедившись, что птичка в западне, сделал соответствующий звонок профессору. Такой же, что преградил Соболеву дорогу в НИИ проктологии. Так это происходило или иначе, но профессор А. понял моментально, как ошибся! Да его попросту вокруг пальца обвели: принял «чужака», изгоя. серого воробья - за жар-птицу! При бытовавшем в те времена способе оценивать человека не по личным качествам, например по таланту, а по принадлежности «к касте» поэт Соболев обманул его. прикинулся! Сожалею, но дальнейший ход событий не опроверг моих вроде бы обидных предположений для проф. А. Отсутствие же взятки сыграло, пожалуй, уже второстепенную роль. Взяткодателей и без нас хватало.

Итак, больному поэту Ал. Соболеву дважды показали в н-ской городской больнице от ворот поворот. Правда, до откровенного произвола не дошло, и по прибытии в третий (!!!) раз в приемное отделение нежеланный, приходится думать, пациент был определен в двухместную палату.