Николай Пинчук - В воздухе - яки

При подходе к цели нас встретил сильный зенитно-заградительный огонь. Особенно досаждали "эрликоны". Светящиеся трассы, словно огненными веревками, со всех сторон опутывали наши самолеты. Отворачивать и маневрировать было невозможно, оставалось одно - на большой скорости проскочить это море огня. Истребители со снижением неслись к заливу. Огненные линии появились рядом с кабиной самолета Викентия Машкина. Он сразу же почувствовал резкие удары снизу. Самолет загорелся. В кабину ворвалась дымная гарь. Викентий резко развернул "ястребок" в сторону Эльбинга, откуда враг уже был выбит.

Горящий самолет, как метеор, несся над деревьями к линии фронта. Машкин отсчитывал последние минуты своей жизни. Прыгать с парашютом на такой малой высоте - верная гибель. Садиться на деревья, да еще, быть может, в стане врага - то же самое. "Не взорвался бы самолет, не заклинило бы мотор, успеть бы перелететь линию фронта", - думал Викентий.

- Не подведи, "ястребок", вывези! - шептал летчик.

Чад горящего масла, искры и копоть наполнили кабину. Перед глазами, как в тумане, проносятся овраги, озера, леса. Стрелка прибора температуры масла уже дважды доходила до предельного упора и возвращалась к нулю. В эти мгновения перед Викентием промелькнула вся его жизнь. Он, будто наяву, увидел лица отца, матери, братьев, сестер, места своего детства. Особенно мать жалко. Как она, бедная, будет плакать и убиваться, узнав о гибели сына... Нет, летчик Машкин не сдастся, не погибнет, он сделает все, чтобы выжить...

Самолет, как тяжелобольной человек, кашлял, чихал. Горячий, удушливый воздух в кабине вызывал тошноту и слезы у летчика. Вдруг мотор резко фыркнул и взвыл.

"Немедля садиться, иначе заклинит", - пронеслось в мозгу у Машкина.

Впереди показалась небольшая поляна. Викентий выключает зажигание, гасит скорость, выпускает тормозные щитки, резко делает скольжение с крыла на крыло, чтобы не проскочить поляну. Самолет чадит, коптит, сыплет искрами, как головешка, но пока не взрывается. Правой рукой летчик продолжает сажать самолет, а левой быстро отстегивает привязные ремни, чтобы можно было моментально выскочить. "Ястребок" на брюхе уже ползет по земле. Машкин изо всех сил уперся ногами в педали, а левой рукой - в подушку прицела, чтобы не размозжить голову. Резким движением открывает фонарь и выпрыгивает из кабины на левое крыло, кубарем скатывается на землю. Самолет прополз еще метров двадцать и остановился. На случай взрыва Викентий отбежал от него в сторону еще метров на пятнадцать и упал, потеряв сознание.

Очнулся он от боли в левом плече. В ушах звенели соловьиные трелн. Невольно подумал: "Откуда зимой взяться соловьям?" Быстро вскочил и побежал в сторону ближайшего леса. Соловьиное пение в ушах прекратилось. "Скроюсь в лесу. Если увижу немцев, замаскируюсь. Скоро сюда придут наши. Двое-трое суток выдержу в какой-нибудь норе. Только не раскисай, держись, Машкин!" успокаивал он сам себя.

На дороге показался немецкий "оппель". "До леса добежать не успею, мелькнула мысль. К Викентию откуда-то пришло спокойствие и хладнокровие. Двум смертям не бывать. А уж если погибать, то как подобает летчику-гвардейцу". Машкин остановился, достал из кобуры пистолет, взвел курок и закурил, жадно глотая папиросный дым.

Автомашина затормозила метрах в тридцати от летчика. Из нее высунулись две головы в танкошлемах. Вот одну из них Викентий взял на мушку. Еще секунда, и он нажмет спусковой крючок. Но тут из машины донеслась родная русская речь:

- Да ты ошалел, что ли, своих не узнаешь?

- Братцы, братцы!.. - Машкин, спотыкаясь, побежал к машине, не выпуская из руки пистолет.

- Да кто ты? Почему ты здесь?

- Летчик я... Подбили меня... А я вас принял за немцев, - будто оправдывался Викентий. - "Оппель"-то их...

- А теперь - наш, смеясь, сказал один из танкистов.

От неожиданной радости Машкин не знал, что и делать дальше. Он растерянно стоял, переминаясь с ноги на ногу.

- А что там за город впереди, со шпилями?

- Да это Прейс-Холлянд, - пояснили танкисты. - Вон куда тебя занесло. Садись в машину, мы тебя на аэродром к нашим "кукурузникам" подкинем. Они здесь по ночам дают немцам прикурит!

Когда мы вернулись на свой аэродром после выполнения задания, я доложил начальнику штаба полка о том, что видел, как объятый пламенем самолет Машкина со снижением пошел к земле.

- Его, видимо, сбили, - с горечью добавил я.

- Жалко, хороший летчик был, - вздохнул начальник штаба.

Викентий тем временем гостил у летчиков соседнего, 2-го Белорусского фронта и ждал оказии, чтобы вернуться в свою часть. Через два дня один из авиаторов на По-2 полетел за каким-то имуществом в Инстербург и согласился прихватить с собой Машкина. Он доставил его прямо на наш аэродром.

Выбравшись из кабины, Викентий направился для доклада на командный пункт. Там его встретили с радостным удивлением. Все поздравляли Машкина с возвращением, обнимали, целовали. Викентий подробно рассказал о том, что с ним произошло.

- Вчера почти с того света вернулся твой друг Иван Зюзь, а сегодня ты. Молодец, Машкин! - сказал начальник строевого отделения и кадров капитан Денис Давыдович Дмитриенко. - Вовремя вернулся, а то на тебя извещение о гибели оформлено, сегодня хотели отправить. Ну а сейчас иди отдыхай, намучился, поди.

И Машкин усталой походкой пошел в свою "резиденцию". Двое суток он пропал, а на третьи, как ни в чем не бывало, по-прежнему полетел с нами.

Спасая командира

Этот случай произошел в один из февральских дней 1945 года, когда наша 303-я авиадивизия уничтожала войска и технику противника на ледовых дорогах через залив Фришес-Хафф. Четверку Яков на задание повел командир звена лейтенант Сергей Долгалев. При перелете через линию фронта она попала под огонь зенитной артиллерии врага. Самолет Долгалева загорелся. Летчик вынужден был произвести посадку на территории противника, на льду залива. Фашисты сразу же пытались захватить его в плен. Но товарищи прикрыли с воздуха посадку командира, огнем рассеяли подступавших немцев.

Дольше всех над попавшим в беду летчиком кружил его ведомый младший лейтенант Виктор Михеев. Выпустив последние снаряды и патроны по гитлеровцам, он развернулся в сторону аэродрома, качнул своему командиру крыльями, как бы давая понять: "Подержись, друг, я вернусь скоро!"

Вражеские солдаты видели, что нашему летчику деваться некуда, и не торопились с ним расправиться. Долгалев же думал иначе - верил, что товарищи его выручат, что не удастся гитлеровцам захватить его. Он поджег самолет, перезарядил пистолет и залег за ледяной выступ в готовности оказать сопротивление врагу.

Вернувшись на свой аэродром, Михеев доложил о случившемся и попросил разрешения слетать на выручку командира.