Пьер Птифис - Поль Верлен

КАЗАЛЬС, ИЛИ ПОСЛЕДНЯЯ ВСПЫШКА (20 марта — конец декабря 1888 года)

С 450 франками в кармане 20 марта 1888 года в 9 часов утра Верлен покинул Бруссе.

В тот же день он остановился в гостинице «Руайе-Коллар», что на улице Руайе-Коллар, дом 14, между бульваром Сен-Мишель и улицей Сен-Жак, рядом с Люксембургским дворцом. Вероятно, этот отель ему посоветовал его друг, Эмиль Ле Брен, преподаватель «Эколь Альзасьен», живший там же. Гостиница «Руайе-Коллар» была огромным массивным зданием. Рядом находился дом, где 24 мая 1871 года был арестован Рауль Риго (он сам мужественно сдался полиции, когда по ошибке вместо него собирались расстрелять хозяина дома).

Хозяева, г-жа Тьери и ее сестра, были горды принять у себя такого известного поэта. Верлен оказался очень неудобным постояльцем (особенно тяжело было по средам, когда он принимал гостей), но сестры Тьери восхищались им и терпели.

С 8 часов вечера начиналось дефиле. Толпы гостей заполняли лестницу. Здесь часто бывала молодежь, поскольку приемы у Верлена в скором времени стали событием «левого берега». Здесь встречались «старики» (Вилье де Лиль-Адан, Малларме, Блемон, Мореас) и «юная поросль» (Гюстав Кан, Леон Дешан, Адольф Ретте, Морис Леблон, Реймон Мейгрие и другие), толпились любопытные, журналисты. У хозяина гостеприимного дома для каждого находилось теплое слово. Он представлял гостей друг другу, заводил дискуссии, просил пришедших почитать их новые стихи и тщательно заботился о том, чтобы стаканы были всегда полными (пили ром, коньяк и пиво) и на тарелках всегда была еда (пирожные, фрукты, пироги).

Естественно, при таких условиях деньги текли как песок сквозь пальцы, но его это не волновало, лишь бы только вечера продолжались. Верлен жил только теплом своих друзей, в огне литературных, религиозных и политических споров (в религиозных особенно блистал Вилье [547] Свидетельство Рашильды. Прим. авт. ). Собравшиеся обсуждали текущие события, рассказывали истории. И в этой атмосфере дружбы, смеха и поэзии Верлен чувствовал возвращение молодости.

От этих знаменитых сред сохранились два наброска Казальса. На одном Верлен изображен в виде Силена, в пижаме, стоящим поодаль. На другом — он в толпе, между Анри д'Аржи и Габриэлем Викером, рядом с ними Вилье, Рашильда, Лоран Тайад, Мореас, Телье, Берришон, Клерже и сын Эрнеста Ренана, Ари. В центре — сам Казальс а-ля денди с вызывающим моноклем в глазу, в руке цилиндр [548] Первый из этих рисунков воспроизводится в «Энциклопедическом журнале» за 1893 год, второй — в «Пере» за февраль 1896 года, и оба — в Рюшон, 1947 [786] . Прим. авт. .

Иногда эти вечера продолжались в любимом кафе Верлена «Франциск I». Это кафе, которое он называл «роскошным», находилось напротив ограды Люксембургского сада, на углу бульвара Сен-Мишель и улицы Гей-Люссака. Верлена всегда, не только по средам, можно было найти именно здесь, в первом зале. Правда, здесь он не работал и ничего, кроме писем, не писал. Однако не оставлял он без внимания и другие заведения: кафе «Ля Палет», «Золотой петушок», «Лё Каро», «Дофинские Альпы». Но в это время Верлен не пьет. Лоран Тайад пишет, что Верлен вовсе не был таким пьяницей, как его рисуют, все сильно преувеличено, а Поль Фор заявляет, что видел поэта десятки раз и никогда тот не был пьян [549] «Кандид» за 21 декабря 1938 года. Прим. авт. . Это подтверждает и Рашильда: «Абсент он скорее выливал, чем выпивал» [550] Казальс и Ле Руж, 1911, с. 191. Прим. авт. . Действительно, он в это время держался, иначе бы сестры Тьери не приглашали его обедать с ними.

Когда пришло лето, вечера по средам стали скучными, им не хватало разнообразия и глубины. Верлену пришлось воззвать к своим верным друзьям. «Поверьте и скажите своим знакомым, что мои среды впредь станут серьезными», — пишет он Казальсу 20 августа 1888 года. Возможно, что его вечера стали игнорировать еще и потому, что пришлось сократить расходы на «буфет».

Но какая разница?! Что сделано, то сделано. После стольких публичных оскорблений и унижений только гордость была его пропуском в мир Литературы, где многие годы было запрещено произносить самое его имя. Верлен возобновил отношения со своими прежними друзьями, а ведь многие в нем сомневались. Он сохранил их уважение, и ничто не могло быть ему так приятно, как это «воскресение». Вот почему поэта раздражали призывы пожалеть его, которые иногда появлялись в прессе (в «Декаденте» или в «Жиль Бла»). Слышать, что «стыдно оставлять великого французского поэта умирать с голода», ему было тем более противно, что верные друзья (Коппе, Банвиль, Мендес и другие) неизменно помогали ему. Верлен отвечал публично, опровергал в прессе слухи и благодарил своих старых преданных друзей, «которые помнят добро». Имеющий уши, да слышит: Леон Блуа мог бы осознать, за что его обозвали «прокаженным» и «отверженным» в «Мерзавцах за картами».

Итак, к нему снова пришла слава. Жюль Леметр, известный критик, по просьбе Жюля Телье посвятил поэту большую статью в «Ревю блё». Главная его идея заключалась в том, что на фоне хаоса посредственности ярко выделяется г-н Поль Верлен, поэт искренний, но, к сожалению, испорченный своим порочным временем: «У него чувства больного, но душа ребенка, он полон наивного очарования, но апатичен. Он декадент, но более — он примитивист». Немного позже еще один великий критик, Фердинанд Брюнетьер, в «Старом и новом свете» пришел к такому же выводу: «Верлен талантлив, но он из школы Бодлера, он мистификатор с навязчивой манией». Верлен никогда не простит этот плевок в лицо автору «Цветов зла» [551] См. стихотворение «Вечный дурак» в сб. «Инвективы». , но это не главное, лишь бы о нем говорили. Именно в этом году он взял реванш за свой унизительный провал в «Современном Парнасе», напечатав восемь стихотворений в третьем томе «Антологии французских поэтов», изданной Лемерром. Но, тем не менее, предисловие Огюста Доршена было резким. По поводу «Мудрости» читаем: «Идеология очень четкая, но нельзя того же сказать о форме; слова часто теряют смысл, мысли расплывчаты, образы не связаны, во фразах нарушен синтаксис, в стихах отсутствует ритм». Такой же трезвой, но более приятной была рецензия (на 19 страницах!) Жюля Телье в «Наших поэтах»: «Какая странная поэзия, не похожая ни на чью другую! Она одновременно и искренняя, и эгоистичная». Еще более лестной и тонкой была рецензия Шарля Мориса в его книге «Поль Верлен». Она вышла в издательстве Ванье в конце 1888 года. Черты характера были набросаны лишь слегка (бессмертный ребенок, вечный Дон Кихот), но эта статья и была скорее свидетельством дружеской привязанности, чем настоящей критикой.