Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

Вместе с административной реформой было упразднено и подразделение в Министерстве религии, ведавшее деятельностью проповедников (сэккёси). Опыт их деятельности вышел неудачен, государственной религии на основе синтоизма создать не удалось. Опыта прозелитской работы не хватало, образованность проповедников оставляла желать лучшего, ритуалы не были унифицированы, представители разных религиозных школ не могли преодолеть догматических различий между своим пониманием «Неба», «Пути», верховной власти, идеалы западнической модернизации были проповедникам чужды. Предполагалось, что «проповедники» будут действовать на основании прежде всего синтоистских ценностей. Однако из ста тысяч проповедников (большинство из них не получали жалования и напоминали волонтеров) синтоистские жрецы составляли всего 20 процентов. А потому многие из них рассказывали пастве о том, что ближе не государству, а им самим. Например, один из них вместо того, чтобы разъяснять курс правительства, рассказывал о том, какие блага несет верующему почитание будд. Он закончил свою проповедь такими словами: «Во время молитвы следует поминать имя будды Амида, и если вы даже совершили что-то плохое и нехорошее, то стоит разок произнести имя этого будды, как прегрешения немедленно исчезнут» [124]. Нет, не этого ожидало правительство от своих служащих.

Проповедникам бывало зачастую трудно добраться до храмов и святилищ. Многие из них располагались в местах священных, т. е. высоко в горах. Верующие привыкли посещать их по большим праздникам, являться туда сколько-нибудь часто казалось им делом неблагодарным. Словом, идеологические возможности синто по обеспечению единения народа вокруг поставленных правительством целей оказались ограниченными. В то же самое время синто оставался главной опорой монархическо-национальной идеи.

Дело христианских миссионеров между тем находилось на некотором подъеме. В этом году выпускник Вест-Пойнта капитан Джейнс, нанятый преподавать в частной школе в Кумамото, крестил сразу 34 своих ученика. В обязанности капитана входило преподавание английского языка, естественнонаучных дисциплин и всеобщей истории. Уроки морали ему не доверили – они строились в соответствии с конфуцианским каноном. Однако Джейнс все-таки приступил к проповеди христианства. Среди его слушателей был и Токутоми Сохо (1863–1957), которому предстояло стать одним из властителей дум мэйдзийской Японии. Недовольство родителей юных последователей христианства было столь велико, что школу пришлось закрыть.

В начале года в Иокогаму прибыл немецкий врач Эрвин Бёльц (1849–1913). Он учил японских студентов, лечил императорскую семью, оставил интересный и весьма откровенный дневник. Вместо положенных ему по контракту двух лет он прожил в Японии 26.

Бёльц застал японских интеллектуалов в момент полной потери ориентации. Одно из первых его впечатлений о японцах было таково: они хотят стать европейцами и не видят ничего хорошего ни в своей культуре, ни в истории. На заинтересованные расспросы Бёльца о прошлом Японии образованные люди отвечать не желали, утверждая, что это было «варварское прошлое». «У нас нет истории. Наша история только начинается», – убежденно говорили они [125]. «Америка – наша мать, Франция – наш отец», – повторяли оголтелые западники. Во многих школах вместо истории Японии преподавали историю Запада. Сатирики утверждали, что нынешние японские женщины с громадным удовольствием перекрасили бы себе глаза в голубой цвет, если бы только знали, как это сделать. Совсем недавно в Японии было трудно сыскать человека, который не считал европейцев «варварами». Теперь многие японцы стали считать варварами самих себя.

В момент прибытия Бёльца на государственной службе находилось около 520 иностранцев – больше, чем когда бы то ни было. Однако с этого времени их число стало сокращаться. К 1880 году их стало вдвое меньше. Общее число иноземцев, имевших опыт работы в Японии по контракту с правительством, достигало 3000 человек. Англичан среди них насчитывалось больше всех. За ними следовали немцы, американцы и французы. Вначале большинство из них работали инженерами и преподавателями. Но если численность преподавателей оставалась стабильно высокой, то инженеров с течением времени становилось все меньше и меньше – дипломированные японцы занимали их места. После 1894 года их число уже не достигало сотни человек. Помимо действительно высококвалифицированных специалистов, внесших значительный вклад в развитие промышленности, сельского хозяйства и образования, находились и «искатели приключений». Так, профессорами Императорского университета, которые получали огромные зарплаты, работали простые торговцы, виноделы, моряки, крестьяне и даже… клоун.

Эрвин Бёльц

Иностранцы на службе японского правительства находились в привилегированном положении. Помимо заоблачных по тогдашним японским меркам зарплат, до 1881 года практически все они по истечении срока контракта удостаивались аудиенции у Мэйдзи. Однако «особость» их положения сказывалась и в другом: все они находились на должностях советников или же помощников, то есть не могли принимать никаких самостоятельных решений. Для путешествия по стране им по-прежнему требовалось специальное разрешение. Не разрешалось им заниматься и предпринимательской деятельностью.

Японское общество всегда с особой твердостью настаивало на соблюдении двух внутрисемейных обязанностей: детьми перед родителями и женами перед мужьями. Западники же в лице Фукудзава Юкити и его сторонников неустанно критиковали японские брачные порядки, говорили о том, что многоженство унизительно для женщины, что брак должен заключаться «по любви», а не по сговору родителей. Они настаивали на равенстве полов, и их идеи начали обретать сторонников. Будущий министр просвещения Мори Аринори подал пример: вступая в брак, он заключил со своей невестой контракт, в котором оговаривались равные права сторон, в том числе и в части распоряжения имуществом.

Однако по гендерной проблеме у традиционалистов находились сильные контраргументы. В январе случилось немыслимое: некая женщина убила своего мужа. «Почвенники», разумеется, в полной мере использовали это убийство в качестве «информационного повода». Вот до чего доводит ношение женщинами штанов, вот до чего доводит катание женщин верхом на лошади, вот до чего доводит стрижка волос, вот до чего доводит утверждение, что женщина должна вести себя сообразно своим желаниям! – громогласно заявляли они.