Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

Верная своей миссии по разъяснению политики правительства, массовая газета «Ёмиури» писала, что указ этот направлен в конечном счете на то, чтобы Япония стала сильной и над ней перестали смеяться иностранцы. Газета напоминала: Поднебесной владеют люди, а не один император. Газета утверждала: тебе самому будет хорошо, если стране будет хорошо. Нельзя радоваться тому, что ты сам жив-здоров, когда другой (имелось в виду «бедное» и «больное» государство) умер. Придерживаться такой точки зрения – все равно что смотреть на мир сквозь узенькую дырочку в заднем проходе [121].

Из разъяснений газеты вряд ли можно было почерпнуть много конкретно-полезного относительно сути реформы. Оставалось принять на веру: указ Мэйдзи – дело хорошее, противиться ему не надо, следует его поддержать.

Тиражи газет росли, их влияние на умы тоже увеличивалось. В этом году только в одном Токио было напечатано около 7 миллионов экземпляров газет. Эта цифра не отражает истинное число читателей. Купленная газета часто читалась не только в одной семье – ее передавали и родственникам, и соседям. Газеты можно было просмотреть в банях, парикмахерских и ресторанах. Доброхоты устраивали собрания, где они читали газеты неграмотным. Появились читальни – как платные, так и бесплатные. Бесплатные читальни власть стала устраивать, видя в газетах инструмент просвещения населения на правительственный лад.

В это время художественная литература сильно потеряла в популярности, люди требовали «фактов», а не «россказней». Однако «факт», в представлении правительства, должен был контролироваться бдительным оком редактора и цензора. Реальность должна была быть представлена отобранными и отредактированными фактами, что превращало реальность в новый миф.

В этом году цензура сделала решительный прорыв. Цензура существовала и при режиме Токугава, но в первые годы Мэйдзи до нее не доходили руки по-настоящему. Теперь усилия правительства стали более системными и последовательными, закон о печати пересмотрели, он был дополнен законом о клевете. Новые правила для печати были сработаны с оглядкой на немецкий закон, принятый там совсем недавно. В том, что касалось ограничения свобод, Германия всегда служила для Японии хорошим примером.

Теперь для издания газеты требовалось разрешение Министерства внутренних дел. Издатели несли уголовную ответственность (до трех лет тюремного заключения) за общественные последствия, которые могла вызвать та или иная публикация. Газеты имели право издавать только японцы – ведь иностранцы, не подлежа японскому суду, были вольны печатать, что им на ум придет. И пользовались этим. Так, Джон Блэк издавал «Ниссин синдзиси» – самую популярную газету на японском языке. Книги могли изыматься из продажи, если чиновники министерства найдут их вредными для общественного спокойствия и морали. Закон о клевете предусматривал штраф, если публикация наносила ущерб репутации упоминаемого там человека – даже если сообщаемые газетой факты соответствовали действительности.

Стыд для японца был одним из сильнейших стимулов «хорошего» поведения. Грех был страшен не только сам по себе, грех был ужасен тем, что о нем могут узнать другие люди. Всякий японец больше всего боялся «потери лица», насмешки и презрения со стороны окружающих. В тогдашней Японии непослушных детей пугали не только полицейским, но и газетчиком. «Комплекс Герострата» в этой стране был невозможен. Зато читатели охотно сообщали в газету о случаях правонарушений – с тем, чтобы полиция приняла соответствующие меры. Это говорит о том, что газета воспринималась не как самостоятельный институт, а как одно из подразделений власти. Читатель газеты твердо знал, что находится под пристальным оком других читателей. При сёгунате члены пятидворок были обязаны доглядывать друг за другом, теперь вся страна превращалась в такую пятидворку. Недоносительство каралось законом, доносительство становилось действием по убеждению. В лице газет власть получила мощный инструмент по проведению своих планов в жизнь. Инструмент информационного террора.

Закон о клевете защищал от журналистов простых подданных. Но одновременно он защищал и министров и чиновников. Получалось, что власти в значительной степени выводились за пределы поля, где была возможна критика. Одним из следствий принятия закона стало резкое сокращение публикаций на криминальные темы, поскольку газеты опасались, что упоминание тех или иных конкретных имен могут счесть за «клевету». «Современные» газеты в полной мере ощущали на себе путы средневековья и были вынуждены прибегать к эзопову языку. Но при этом все же следует помнить, что предварительная цензура отсутствовала и возможности для критики правительства при Мэйдзи были значительно более широкими, чем при Токугава.

Темп жизни становился все быстрее. Простому человеку нужно было накормить семью, правительству – справиться с внешними и внутренними проблемами, всем вместе – догнать Запад. Основанный Мори Аринори, Фукудзава Юкити и другими поборниками прогресса просветительский журнал «Мэйроку дзасси» («Шестой год эры Мэйдзи») скорбел о времени, которое могло быть потрачено зря. Он утверждал, что Япония сумеет догнать Запад только через несколько десятилетий. Провидчески предположив, что это может случиться через 30 лет, журнал предупреждал: если проводить в праздности воскресенья, погоня может занять еще больше времени – за этот период набежит полторы тысячи таких никчемных дней [122]. Японцы трудились упорно, двигались быстрее, нетерпение было велико. Мэйдзи служил им в этом примером. Для того чтобы придать его образу больше динамизма, его часто изображали на фоне транспортных средств. Это мог быть поезд, это могла быть лошадь или экипаж. Это мог быть и настоящий военный корабль, и детский парусник, и крошечная традиционная лодка.

Тоёхара Тиканобу. Император Мэйдзи любуется сакурой на реке Сумида-гава (1887 г.)

В мае правительство отменило запрет на кремацию. Причин нашлось несколько. Во-первых, обряд трупосожжения имел слишком глубокие традиции, сломать которые оказалось не под силу. Во-вторых, с переходом на захоронение в земле территории кладбищ стали стремительно расширяться. В-третьих, именно по этой причине даже на «цивилизованном Западе» стало строиться больше крематориев, и это было хорошим предлогом, чтобы «сохранить лицо» при отмене своего прежнего распоряжения [123]. Правительство, бывало, увлекалось, но нужно отдать ему должное: ошибки исправлялись быстро.