Александр Яковлев - Омут памяти

Либеральная идея, блестяще сработавшая в политике, начала спотыкаться в экономике. Поэтому необходимо скорректировать экономическую политику в сторону социальности. Сказал, что в этих целях необходимо создать партию социальной демократии. Изложил ее основные принципы. Кроме того, было бы целесообразно созвать общероссийский Демократической конгресс с докладом президента, в котором обозначить основные цели и параметры дальнейшего демократического развития России.

Заинтересованность Ельцина была очевидной. Он что-то записывал. Спросил, что я имею в виду, когда говорю о социальности. Сказал ему, что в рыночной экономике неизбежно социальное расслоение, но в этот переходный период надо позаботиться не только о том, чтобы появились обеспеченные люди, но и поставить барьер нищенству. Реформы должны служить людям, а не реформам. Иначе скатимся к советскому принципу: "производство ради производства". Кажется, убедил его. Он поддержал идею о создании партии и созыве Демократического конгресса. Попросил зайти к его помощнику Сатарову, рассказать ему о разговоре и подготовить предложения.

В это же посещение я сказал Борису Николаевичу, что перепалка между ним и Горбачевым производит крайне негативное впечатление на общественное мнение. И вообще надо менять отношение к предшественникам. Борис Николаевич долго молчал. А потом сказал:

— Вы, пожалуй, правы. Я обещаю больше не упоминать публично его имя в критическом плане.

Он выполнил свое обещание.

Затем неожиданно спросил:

— А что это у вас за ночная передача под руководством Егора Яковлева?

Я объяснил ему, что никаких федеральных денег на эти ночные передачи не тратится, что передачи рассчитаны на полуночников, демонстрируются фильмы.

Борис Николаевич слушал внимательно. Трудно было понять, верит он или не верит моим объяснениям, одобряет или нет. Продолжал молчать. И вдруг после затянувшейся паузы ошеломил меня вопросом:

— Скажите, а Егор Яковлев порядочный человек?

— Безусловно.

И опять долгая пауза, а затем реплика:

— Да, пожалуй.

На том мы и расстались. Для меня стало еще очевиднее, что есть люди, которые внимательно следят за каждым моим шагом. Честно говоря, надоело быть под колпаком — будь то при тоталитарном режиме, будь то при демократическом.

Итак, я начал создавать партию. Саму идею многие встретили с энтузиазмом. Провели съезд. Получили приветствие от президента. Но тут кому-то в окружении Ельцина прискакала в голову сумасбродная идея создать две верхушечные партии, организуемые властью. Одну — во главе с председателем правительства Черномырдиным, другую — во главе с председателем Думы Рыбкиным.

Не могу с уверенностью сказать, было ли это предложение злонамеренной провокацией, но объективно реализация этого замысла привела к подрыву и расколу демократических сил. Удар по демократии был нанесен губительный. Резко сузились возможности и моей партии. Надо было начинать все сначала. Я продолжал верить в императивность развития России по пути социальной демократии, то есть превращения демократии в мощное орудие служения человеку, его свободы и самореализации.

Замечу, что обе верхушечные партии на выборах 1999 года сошли с политической арены, как это и прогнозировалось в моих публичных выступлениях в самом начале их образования. Одна фактически исчезла, другая во что-то влилась.

А тем временем обстановка на телевидении усложнялась. Финансирование снижалось. На одном из совещаний у Черномырдина выяснилось, что денег на следующий, то есть 1995-й, год будет выделено всего на четыре часа вещания. Я не мог согласиться с этим безумием. Не для того пришел в компанию, чтобы довести вещание до четырех часов в сутки. Подобная акция объективно была направлена против Ельцина, поскольку вела к сужению демократического влияния через телевидение.

Тем временем "Останкино" стали навещать бизнесмены, банкиры и другие разбогатевшие люди с предложениями о реконструкции компании, о возможных изменениях в схеме ее финансирования. Подобные сигналы получил я и от работников администрации. Из предпринимателей особенно активен был Борис Березовский. Он принес мне список возможных акционеров — руководителей крупнейших банков. В самой компании уже лежало несколько проектов образования на базе "Останкино" акционерной компании с контрольным пакетом акций у государства, разработанных еще до моего прихода на телевидение. Разработка нового проекта шла долго и тяжело. Трижды по этому поводу я ходил к Черномырдину. Дважды — к Ельцину. В правящем эшелоне в идее акционирования сомневались все, но денег на содержание госкомпании никто давать не хотел. Я говорил тогда Черномырдину:

— Профинансируйте хотя бы четырнадцать часов в сутки, и я прекращу разговоры об акционировании.

Но все мои увещевания и призывы разбивались о глухую стену, даже тоненьким писком не отзывались.

Только однажды, когда я был особенно настойчив и политически прям в оценках ситуации, Черномырдин схватил телефонную трубку спецсвязи и сказал министру Дубинину:

— Ты сможешь выделить дополнительные деньги на содержание первого канала?

— Нет, не могу.

— Почему?

— Денег нет.

— Но это политически необходимо.

— Тогда разрешите напечатать деньги.

— Я тебе напечатаю, — сказал премьер и положил трубку. — Да тут еще чеченская война, — добавил он.

На том и расстались.

Постепенно отношения с Черномырдиным, а вернее — с его аппаратом явно ухудшались. Во-первых, без решения правительства я образовал самостоятельную радиостанцию "Голос России" и назначил ее председателем Армена Оганесяна. У правительства были другие кандидатуры. Радиостанция работает до сих пор, и работает успешно.

Но главный мой "проступок" состоял в том, что я выдал лицензию на вещание телевизионной компании НТВ, которая работала без юридических прав, поэтому ее можно было закрыть в любую минуту. Я знал, что в правительстве готовится проект о преобразовании или даже закрытии НТВ. Подобные настроения были и в администрации. Острые передачи НТВ вызывали гнев высшего начальства, особенно аппаратных структур. Я хорошо понимал, что наступил момент как-то спасать НТВ. В известной мере это был вопрос и судьбы демократии в целом.

Ко мне зашел руководитель НТВ Игорь Малашенко. Мы долго обсуждали все аспекты сложившейся обстановки. Настроение Игоря было препоганым. Он попросил срочно подписать официальное разрешение на вещание. Я сделал это.

Когда подписал лицензию, мне тем же вечером позвонил Черномырдин и сказал:

— Ты допустил оплошность. Я и представить себе не мог, что все будет сделано в обход правительства!