Александр Яковлев - Омут памяти

Довольно долго меня воспитывал, а в конце сказал, чтобы я искал выход из этого положения, нашел какую-нибудь зацепку, чтобы отозвать лицензию обратно. Я сказал, что юридических зацепок нет, все сделано по правилам. Хотя знал, что лицензию отозвать могу, да она еще и не была полностью оформлена.

— Ты сделал ошибку — ты ее и исправляй, — таков был вердикт премьера.

Делать я ничего не стал, а время и события погасили и эту проблему.

Работать стало крайне неуютно. Я принял решение вести дело к акционированию. Пошел к Ельцину и попросил его подписать указ по этому вопросу. Поколебавшись, посомневавшись, задав несколько вопросов, он все же поставил свою подпись. Его колебания объяснялись еще и тем, что Черномырдин был на самом деле против акционирования. Ельцина уговаривали преодолеть свои сомнения Сергей Филатов и Виктор Илюшин. Они же уговаривали и Черномырдина. Подписывая указ, президент сказал мне:

— Я прошу вас не отпускать вожжи управления. Подпишу документ о назначении вас председателем Совета директоров с широкими правами. Там соберутся люди с разными интересами, но руководство должно осуществляться представителем государства.

К сожалению, я не проследил за подготовкой документов, на основе которых формировались функции, компетенция, права и обязанности, иерархия подчиненности в сфере руководства компанией. В результате позиции председателя остались сугубо номинальными, до предела урезанными. От борьбы я уже устал в прошлые времена да и цели достойной не видел. К Ельцину тоже не пошел. Да к тому же и большевики из КПРФ продолжали травить первый канал. Они же организовали против меня и выступления внутри компании. Бушевали бездельники. После серии митингов, на которых обвиняли меня в том, что я разрушил "национальную святыню" и хочу превратить российское телевидение в космополитическое, я заявил о своей отставке, в том числе и с поста руководителя правительственной службы телевидения и радио.

Конечно, все могло бы пройти гораздо безболезненнее, если бы я сам не наделал ошибок. Теперь-то я понимаю, что надо было обновить, как я уже писал, по меньшей мере на три четверти верхний эшелон руководства. Смалодушничал, поэтому и остался без "своей команды". И все же, оглядываясь назад, я считаю, что сделал правильный шаг, уйдя из "Останкино" и организовав на его базе акционерную компанию. На душе стало спокойнее, да и государство было избавлено от миллиардных затрат.

Пожалуй, в заключение телевизионной эпопеи стоит упомянуть еще о двух памятных событиях, случившихся в то время. Первое — приезд в "Останкино" Билла Клинтона в 1994 году. Он захотел выступить перед народом России в прямом эфире. В последние дни перед его приездом ко мне зачастили американцы — как из посольства, так и из команды, приехавшей готовить визит. Они были очень напряжены. Я, как мог, успокаивал американцев и своих доморощенных паникеров. Когда Клинтон приехал в "Останкино", я встретил его и Хиллари в самой студии. Они отдохнули несколько минут, привели себя в порядок, и действо началось. Я представил президента и сказал несколько приветственных слов в адрес гостей от имени компании.

Клинтон был в ударе. Он с воодушевлением говорил о своей поддержке демократии в России. Ему задали несколько благожелательных вопросов, он ответил. На том все и закончилось. Мне сообщили потом, что президент США был очень доволен, прислал мне благодарственное письмо. Но из окружения российского президента на тоненьких ножках прибежал слушок, что Клинтона встретили слишком хорошо, предоставив ему трибуну для разговора со всем народом. Да и телезрители, судя по информации с мест, встретили выступление Клинтона теплее, чем ожидалось. Но это были всего лишь разговоры. Сам Ельцин оценил акцию положительно.

Другой случай связан с самим Ельциным. В период акционирования в "Останкино" случилась беда. Убили Влада Листьева — талантливого журналиста, только что назначенного генеральным директором новой компании, названной ОРТ. Событие произвело, на общественность ошеломляющее впечатление. Многие каналы телевидения прекратили передачи. С утра до вечера на экране — портрет Листьева. В этой взвинченной обстановке в "Останкино" приехал Борис Николаевич.

Я воспользовался случаем и спросил Ельцина, почему до сих пор не подписан указ о борьбе с фашизмом. Он повернулся к своему помощнику Илюшину и спросил его, в чем тут дело. Илюшин ответил, что до сих пор Академия наук не дала научное определение фашизма. Вскоре указ президента был подписан, но правоохранительные органы откровенным образом просаботировали его. Саботируют до сих пор.

Ельцин был явно не в духе. Когда вышел к микрофону, видно было, что говорить ему стоило большого напряжения. Аудитория тоже заняла агрессивные позиции — как если бы непосредственно президент был виноват в этом убийстве. Контакта с аудиторией не получалось. Ельцин на глазах у присутствующих, а значит, и всей страны, подписал указы о снятии с работы двух руководителей правоохранительных органов Москвы, что выглядело слишком театрально.

Эти годы были связаны не только с телевидением и радио. Я был членом Конституционного собрания, которое работало над проектом новой Конституции России. Чрезвычайно интересная работа, особенно учитывая то обстоятельство, что я руководил рабочей группой по подготовке Конституции еще при Брежневе. В новой обстановке наслушался столь разных, часто противоположных точек зрения, что голова шла кругом. Особенно полярными оказались мнения о том, какая должна быть Россия — парламентской или президентской республикой. Я выступал за парламентский путь. Однако опыт последних лет показал, что я ошибался. Составы Государственных дум оказались такими, что, будь они последней инстанцией, мы бы уже по многим параметрам вернулись во вчерашний день, который большевики переименовали бы в "завтрашний".

Об этих перипетиях в моей жизни я рассказываю еще и потому, что как бы со стороны, а не изнутри, как это было при Горбачеве, я мог наблюдать и оценивать деятельность новой правящей элиты во главе с Борисом Ельциным.

Драма России, истоки которой лежат в большевистском прошлом, продолжается до сих пор. И пока нет оснований для вывода, что Россию императивно ждет нормальное демократическое будущее. Ельцин довольно лихо и громко начал реформы, но не смог завершить их. Та же двойственность, что и при Горбачеве. Ноги тонут в трясине прошлого. Да и природный революционаризм Ельцина в известной мере мешал эволюционному ходу реформ. В известной, но не в решающей.

Борис Ельцин, осознанно или нет, в данном случае это не так уж и важно, ничего не сделал для того, чтобы объединить отдельные ручейки демократических настроений в мощный поток организованной демократии. Труднообъяснимый парадокс, то ли он диктовался особенностями исторического момента, то ли характером президента, но получилось так, что Ельцин под прессом обстоятельств — недавних и нынешних, отстаивая позиции реформ, в то же время практически отодвинул на политическую обочину демократические силы.