Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

Повторяю, тема России подана очень задушевно, но соль всего я вижу в том, как граф шел к России, от салонного легкомыслия к солдатским окопам. Я как-то об этом мало задумывался, но он вдруг предстал передо мной военным писателем. Может быть, тут есть некоторый «нажим» издательства, не знаю. Но если и нажим, так не в худшую сторону. А вот что касается общего значения Толстого, то здесь «мундир» ему, пожалуй, мешает. В самом деле, что он дает нам, в общем-то, мирным писателям? В каком направлении развиваются его традиции? Его место в нынешней российской культуре? Книге, как мне кажется, не хватает какого-то эпилога, что ли. Ведь и в предисловии, и в послесловии (Федина) не говорится о художнике, а он художник очень большой. Скрытые нападки на графа идут именно по этой линии. Здесь можно бы и покрепче за него постоять. Или я ошибаюсь, Виктор Васильевич?

Книга испещрена у меня пометами, как я и обычно делаю со своими книгами. Думаю, автор не обидится.

Если что не так, то не судите строго, Виктор Васильевич. От души ведь.

Ну, до встречи, а то заболтался, благо что машинка молотит.

Аркадий Савеличев».

<31.01.80> (Датируется по штемпелю на конверте.)

Примечание. Речь идет о книге «Судьба художника» (Воениздат, 1979).

Из Москвы в Коктебель.

«Дорогой Виктор Васильевич!

С большим интересом и вниманием прочитал Вашу новую книгу «Судьба художника» о творческой судьбе и жизни Алексея Николаевича Толстого.

Видимо, не случайно Вы начали повествование со стремительно развивающихся событий в жизни русского народа. Именно в роковые для Родины минуты Толстой осознает себя художником и патриотом. Но от состояния сознающего, до конца понявшего, что его собственная судьба неразрывна с судьбами Родины, пролег огромный мучительный путь к пониманию исторической правды времени, на фоне и под влиянием которых проходило становление человека, мечущегося от отчаяния к радости, от огорчения к надежде, от уныния к взлетам. И очень важно то, что Вы правдиво показали русского писателя, бывшего графа в его взаимоотношениях с революцией, с новой эпохой. Художественно мотивированны поступки и понятно, почему в «смутные дни» А. Толстой «никак не мог найти себя» и тщетно пытался отыскать ответы на злободневные вопросы. Вполне понятно, какой богатейший материал надо было изучить и осмыслить, чтобы показать русский характер в развитии, во всем разнообразии и богатстве его оттенков, с широтой его жизнеощущений, неистребимостью его духа и могучей волей в преодолении трудностей. Без раскрытия этих качеств невозможно представить во всей своей поразительной исключительности, сложности и противоречивости судьбу человека и художника, пережившего годы ожесточенных столкновений, после борьбы и страданий вернувшегося из эмиграции на Родину, где снискал признание как выдающийся писатель и как крупнейший общественный и государственный деятель.

Многие страницы в книге посвящены литературному анализу наиболее значительных произведений А. Толстого. Этот анализ интересен тем, что именно через историю создания произведений пролегла и собственная судьба А. Толстого, судьба художника. И нет сомнений, дорогой Виктор Васильевич, что Ваша новая книга найдет добрый отклик в сердцах читателей.

С уважением Юрий Соколов.

P. S. В Москве архимерзкая непогодь. Растительность пребывает в состоянии анабиоза. В «Современной» конторе пока еще туман. Вот пока и все.

Всех благ и новых творческих радостей!

16 мая 1980 г.».

«17 мая 1980 г.

Дорогой Виктор Васильевич!

Сразу, в один день, получил я две открытки, по скупым строчкам которых понял:

а) что В.В. Петелин – человек самого твердого слова (что, известно, редкость в литературном мире): обещал – и сделал, как обещал;

б) что В.В. Петелин хорошо воспринял мои сочинения (и это, конечно, собрало и обласкало меня – под хмурым дождливым небом холодного мая в Подмосковье!);

в) что В.В. Петелин вслух нахваливал меня в обществе писателей (где, понимаем, каждый умеет хвалить самого себя!) – и на это затрачивались энергия, эмоции, определенный запас убедительных слов;

г) что, короче, Виктор Васильевич, нужно мне и хочется от сердца сказать тебе большое товарищеское спасибо!

На днях буду в «Современнике» – почитаю отзыв.

Добрых крымских дней вашей семье, а тебе, Виктор Васильевич, к этому – рабочего настроения!

Поклон от Ларисы. Жму руку крепко. Эрнст Сафонов».

«6 марта 1981

Уважаемый Виктор Васильевич!

Большое спасибо за книгу, за добрые слова. Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» имеет в настоящее время редакционный портфель по новым рукописям и обязательства по переизданиям перед Межкнигой и Союзкнигой, для реализации которых потребуется несколько лет.

Сейчас, по поручению ЦК ВЛКСМ, Отдел пропаганды и агитации совместно с издательством определяют перспективный план серии «ЖЗЛ» на ближайшие годы (1983 – 88 гг.). При составлении его на рассмотрение будет вынесена и Ваша просьба о переиздании книги «Алексей Толстой».

С уважением Б. Пастухов. Секретарь ЦК ВЛКСМ».

О. Михайлов из Коктебеля в Москву.

«Дорогой Васильевич!

Как тебе живется-можется?

Не знаю, переварил ли Семенов девять страниц (!) о тебе под псевдонимом Николай Ощера или сократил в два раза.

Тут тебя очень не хватает. И на корте, где играют только местные, никто из теннисистов не приехал. И в часы досуга, когда остается слушать главы из жизни и любви металлургов. И в рабочем распорядке, когда порой соскальзываешь в нерабочее состояние – излишне (Каменев, Зазвонов и т. д.).

Нас так долго обманывал Воениздат, что я уехал, так и не получив (!) гонорара. Тине оставил доверенность, но не намного, а то все пустит по ветру. Верну долг уже, очевидно, сюда, где сейчас я.

16 апреля хотел послать 15 руб. (в честь Ленинского субботника. – В. П.), но «генералы» высмеяли меня, сказав, что существует какой-то счет в сберкассе, а на партком денег не посылают. И я взялся за метлу и лопату. К сожалению, на глаза директору попался не я, а более опытные «генералы», в числе 5 наиболее отличившихся получившие премиальные грамоты.

Много работаю. Написал послесловие к двухтомнику пушкиноведа Раевского – в Алма-Ату. Статью в «Лит. Россию». Послесловие к 9 тому Леонова. Сейчас пишу для «Смены» рассказ, где вывожу – в придуманной ситуации – Ушакова и Сахарова (им не говори, пусть себя сами узнают).

Лихоносов не приехал и не знаю, приедет ли, хоть и сидит, скотина, в пяти часах от меня – в Пересыпи и тоскует.

Очень меня заботит лето. Все попытки Тины снять дачу ни к чему не привели. А у моей Ольги начиналась астма, и как я подумаю, что лето она проведет в городе – становится худо. А ведь, небось, во Внукове какие-то места пустуют! Худо, худо. Живет там Ланщиков, который обо – л меня в «Москве» – после хвалебной статьи о том же романе три года назад. Чудеса!