Алексей Щербаков - Сталин против Троцкого

Заметим, что троцкисты уже тогда называли своих противников фашистами. Германский нацизм в ту пору находился в полном упадке. Так что все ассоциации относятся к Италии, к режиму Муссолини. Который… очень неплохо относился к СССР. Благо свою политическую карьеру Муссолини начал как социалист. Кстати, итальянские фашисты не строили газовых камер и вообще по меркам ХХ века были достаточно гуманными. Американцы или англичане на их фоне выглядят куда хуже. Собственно, роль «плохих парней» итальянцы получили только потому, что Муссолини поддержал Гитлера. Хотя могло выйти и иначе. Именно Муссолини первым признал СССР.

Между двумя режимами в самом деле было много общего. И чем больше укреплялся Сталин, тем это становилось более заметно. Дело в первую очередь в том самом «социализме в одной стране», который в традиционный марксизм не лез никак, но вот на «национал-синдикализм» Муссолини был внешне очень похож. Но непростая история взаимоотношений СССР и Италии лежит вне рамок это книги.

Что же касается мордобоя между сталинистами и троцкистами, то все вышло на самый высший уровень.

9 ноября 1927 года Троцкий жаловался в ЦК: «Налет был организован на балкон гостиницы „Париж“. На этом балконе помещались т. т. Смилга, Преображенский, Грюнштейн, Альский и др. Налетчики после бомбардировки балкона картофелем, льдинами и пр. ворвались в комнату, путем побоев и толчков вытеснили названных товарищей с балкона… Ряд оппозиционеров был избит. Тов. Троцкая была сбита с ног. Побои сопровождались тем более гнусными ругательствами, что среди налетчиков были пьяные».

Но в ЦК решили, что правильно ребята сделали, что начистили репу оппозиционерам. 14 ноября Троцкого и Зиновьева исключили из партии.

Сталин хорошо потоптался на поверженных противниках. Вот стенограмма его речи на заседании объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 октября 1927 года. Подчеркну – это именно стенограмма.То есть буквальная запись происходившего. Вот так было дело. И добавить к этому нечего: «На прошлом пленуме ЦК и ЦКК в августе этого года меня ругали некоторые члены пленума за мягкость в отношении Троцкого и Зиновьева, за то, что я отговаривал пленум от немедленного исключения Троцкого и Зиновьева ив ЦК. (Голоса с мест: „Правильно, и теперь ругаем“.) Возможно, что я тогда передобрил и допустил ошибку, предлагая более умеренную линию в отношении Троцкого и Зиновьева. (Голоса: „Правильно!“ Тов. Петровский: „Правильно, всегда будем ругать за гнилую „веревочку“!“) Но теперь, товарищи, после всего того, что мы пережили за эти три месяца, после того, как оппозиция нарушила ею же данное обещание о ликвидации своей фракции в специальном „заявлении“ от 8 августа, обманув еще раз партию, – после всего этого для мягкости не остается уже никакого места. Теперь надо стоять нам в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. (Бурные аплодисменты. Голоса: „Правильно! Правильно!“ Голос с места: „Троцкого надо исключить из партии“ .) Это пусть решает съезд, товарищи».

XV съезд ВКП(б) (2-19 декабря 1927 года) подтвердил исключение Троцкого и Зиновьева из рядов партии. Кроме того, вышибли основных их сторонников – 75 человек. Дело покатилось вниз, стали исключать из партии троцкистов и на местах. Теперь легальная оппозиционная деятельность была для них закрыта.

Хотя оппозиционерам и давали возможность вернуться – через полгода партийные органы имели возможность восстанавливать их в индивидуальном порядке. Условием, разумеется, было полное отмежевание от оппозиции. И ведь кое-кто вернулся. Причем далеко не все из них каялись искренне. Троцкисты переходили к иному варианту борьбы – подпольному. Так что для кое-кого покаяние было всего лишь тактическим приемом.

Борьбу продолжали иными способами. И чем дальше, тем сильнее расплывались идейные установки оппозиции. Борьба все более разворачивалась против Сталина. И впоследствии – против нашей страны.

Троцкисты не успокоились. Они были большевиками. И рассуждали: если невозможно бороться легальным путем с неправильным режимом, станем действовать нелегальными методами. И за спиной лидеров стояли очень серьезные люди. Страшные.

После исключения Троцкого из партии ему пришлось покинуть квартиру в Кремле, которую он занимал с 1918 года. Лев Давидович не стал ожидать, пока его выселят, а покинул казенное жилье без напоминания. Он вместе с семьей переселился в квартиру к одному из сторонников.

Однако руководству страны этого показалось мало. Оно решило, что Троцкому в столице делать ну совершенно нечего.

17 января 1928 года в дом на улице Грановского, в квартиру А. Г. Белобородова, где тогда жил Троцкий, явились работники ОГПУ. А дальше начались события, вполне годящиеся для фильма Гайдая. Сообразив, кто пришел, Троцкий заперся в комнате и наотрез отказался открывать. Понятно, что дверь взломали. «Лев революции» отказался одеваться и куда-то идти.

«Вооруженные люди сняли с него тапочки, одели его, а так как он отказывался идти, понесли его по лестнице под крики и проклятия семьи Троцкого и вдовы Иоффе, которые сопровождали их».

Между тем Троцкий прокатился на руках чекистов через весь Казанский вокзал. Его сын Лев шел за ними и выкрикивал: «Смотрите, товарищи, как уносят товарища Троцкого!»

Как видим, на руках Льва Давидовича несли уже во второй раз. И ведь проделывал он это исключительно в силу склочного характера. Прессы вокруг не было. Да к тому же подобное поведение в духе рассказов Зощенко вряд ли прибавило к нему уважения. По крайней мере, ни одного слова протеста со стороны народа сказано не было.

Направили же Троцкого в Казахстан. Тогда эта местность называлась Казакской АССР и входила в состав РСФСР [61]. Тамошней партийной организацией руководил Ф. И. Голощекин. Этот товарищ прославился тем, что активно боролся со всеми оппозициями – вплоть до того, что на одном из пленумов ЦК швырнул в Троцкого каким-то увесистым статистическим справочником (такие книги обязательно присутствовали на заседаниях). На что Сталин сказал: «Филипп, я понимаю твои чувства, но это – не аргумент».

Троцкий в долгу не остался: «Зачем… Голощекиным и другим спорить по поводу контрольных цифр, если они могут толстым томом контрольных цифр запустить оппозиционеру в голову? Сталинщина находит в этом свое наиболее разнузданное выражение, доходя до открытого хулиганства».

Так что, отправляя Троцкого именно в Алма-Ату, Сталин, видимо, полагал: там не забалуешь.

Однако посадили его совсем не в лагерь и даже не в барак.