Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

Это, в свою очередь, могло бы объясняться тем, что поездка была связана с какой-то деятельностью, которую нужно было любой ценой держать в тайне. Именно поэтому он не связывался со своей семьей. Был ли он вовлечен во что-то, о чем мы не имеем никаких сведений? Может быть, контакт с Коллонтай осуществлялся через Маркуса Валленберга, который после переговоров о сепаратном мире между Советским Союзом и Финляндией хорошо ее знал? Высказывались предположения, что Рауль мог иметь задание американской разведывательной службы, стокгольмским шефом которой был его работодатель из Управления по делам военных беженцев Айвер Олсен. Хотя доказательств не найдено, такую вероятность нельзя исключить. В любом случае по причине ограниченности во времени поездка должна была совершиться самолетом через Берлин.

Как бы ни обстояли дела со стокгольмской поездкой Валленберга, примечательно, что его карманный календарь, в остальном заполненный, пуст в течение целых семи дней сразу после переворота. Если он планировал побывать в Стокгольме по секретному делу, это все объясняет. Другим возможным объяснением могло быть то, что Валленберг располагал сведениями о предстоящей капитуляции и хотел держать дни свободными на случай непредсказуемого развития событий, ведь Хорти изначально должен был выступить с речью 18, а не 15 октября. Это менее правдоподобное объяснение, хотя есть основания предполагать, что о намерениях регента Валленберг был информирован лучше, чем многие другие. Не только в качестве дипломата, но и потому, что был тесно связан с человеком, похищенным 15 октября вместе с Хорти-младшим.

Штамп с германской транзитной визой в паспорте Валленберга (на правой странице).

Имя Феликса Борнемисы встречается в карманном календаре Валленберга четыре раза, и номер его телефона записан в его адресной книге. Хотя других следов контактов между ними нет, нетрудно догадаться, по какому поводу они встречались. Борнемиса (1895–1969) был судовладельцем и директором свободного порта Венгрии. В обоих своих качествах он представлял интерес для Валленберга. Управление по делам военных беженцев сообщило, что “суда и баржи, идущие вниз по Дунаю, чаще всего пусты и могут послужить средством спасения для ограниченного числа беженцев, замаскированных под моряков или еще как-то еще” и что “к корабельщикам возможен подход на финансовой основе”. Поэтому одной из тем разговоров Валленберга с Борнемисой, надо думать, был контрабандный провоз беглецов [43]. Четыре занесенных в календарь встречи с Борнемисой имели место в связи с планировавшимся, но так и не осуществившимся интернированием шведских подзащитных в июле – августе.

Другая возможная тема переговоров носила более деловой характер. В 1939 году свободный порт Венгрии образовал пароходство, которое должно было связать Дунай с Южной Америкой, и Борнемиса заказал три судна для доставки локомотивов в Южную Америку и перевозки обратно груза кофе. (Близкие отношения Борнемисы с Хорти-младшим объясняются, в частности, тем, что тот в 1939–1942 годах был венгерским посланником в Бразилии, а после этого – председателем правления Венгерской компании речного и морского судоходства.) Владеть судами должна была Csepel , внгерско-шведская пароходная компания. Из-за войны эти планы были отложены на будущее, и только одно судно, Hungaria , было построено в 1947 году, до того как Венгрия стала коммунистической.

Неясно, кто должен был участвовать в этом мероприятии со шведской стороны, но мысль естественным образом обращается к пароходной компании Салена, чьи суда с бананами с давних пор курсировали между Европой и Южной Америкой, и к протеже Свена Салена Коломану Лауэру, специалисту по транзитной торговле, в своем заявлении о шведском гражданстве представившему амбициозный план торговли с Южной Америкой после войны. В этой связи интересно отметить, что Рауль в своем – отклоненном – заявлении о кабинетном паспорте писал, что хочет поехать в Аргентину для закупки продовольствия за счет Центрально-Европейской компании. Кстати, у Борнемисы были деловые связи и с семейством Валленбергов, но какие именно, неизвестно.

Кто бы ни был посредником при установлении контактов Рауля Валленберга с Борнемисой и какие бы цели эти контакты ни преследовали, через него Рауль был полностью в курсе политической ситуации в Венгрии. Возможно, он знал, когда именно Хорти собирался выступить с речью о капитуляции.

Двадцать второго октября, в день отправки отчета о положении венгерских евреев в МИД, Рауль писал матери:

Сегодня ты получишь от меня только эти написанные в спешке строчки. Могу успокоить тебя: со мной все хорошо. Времена невероятно драматические и захватывающие. Но мы работаем, преодолевая [трудности], и это главное. Сейчас я сижу при свете стеариновой свечи, пытаясь отправить диппочту. Короткое замыкание – как будто мало того хаоса, который и так царит здесь. Если б ты меня видела сейчас! Вокруг толпится народ, и все с такими неотложными вопросами, что не знаешь, кому первому отвечать, давать совет.

Совершенно очевидно, что трудности действовали на Рауля стимулирующе. Его формулировки напоминают прежние, из более раннего письма матери, когда он писал, что переживает самое интересное время своей жизни, несмотря на “трагедию невероятных масштабов”, разыгравшуюся вокруг него.

Одновременно сохранилось много свидетельств о душевном упадке, который он испытывал, когда события развивались на так, как он хотел. В сложившихся условиях быстрый переход от воодушевления к унынию легко объясним. Представитель Красного Креста Мартон Вёрёш вспоминает свой визит к Валленбергу: тот смотрел на него молча, не говоря ни слова. “Передо мной стоял усталый и очень печальный человек. Я видел, что у него не было времени даже побриться, и это еще более подчеркивало его бледность”. Но, когда он встретился с Валленбергом позднее, после успешной спасательной акции, печальное выражение лица исчезло бесследно. “Для него было характерно, что он очень легко видел ситуацию в преувеличенно мрачных красках, но малейший поворот к лучшему или успех, пусть даже небольшой, тут же превращал его в решительного борца”.

Последняя неделя октября принесла с собой много поводов как для вдохновения, так и для уныния. Тридцать первого октября Валленберга и Карла Лутца пригласили на встречу в венгерском МИДе в присутствии Ласло Ференци, который по-прежнему курировал вопросы, связанные с евреями, но после октябрьского путча сбросил с себя маску друга евреев. Сообщили, что евреи со шведскими охранными паспортами или швейцарскими палестинскими сертификатами находятся “в распоряжении соответствующих миссий” и могут быть репатриированы. Поэтому их следует “отделить от прочих и сконцентрировать в Будапеште или его пригородах до момента их отъезда”. Иными словами, в вопросе о евреях, находящихся под защитой нейтральных стран, Салаши пошел на попятный.