Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

Свою диссертацию Гогенгейм защитил предположительно в 1516 году. Этот год завершил образовательный процесс молодого врача. Выше мы уже говорили о том, что Гогенгейм, по всей видимости, получил отличное гуманистическое образование и обладал незаурядными знаниями в области литературы. Об этом можно судить исходя из отдельных мест его произведений. Роберт Генри Блазер наглядно продемонстрировал, что, помимо цитат из Гиппократа, Мацера, Ювенала, Теренция, Горация, Вергилия, Овидия и других античных авторов, Гогенгейм нередко обнаруживает блестящие знания средневековой литературы. Нельзя забывать и о чтении им герменевтических, демонологических и теологических сочинений, которые сделали Гогенгейма знатоком духовного мира. [270] Очевидно, что человек, обладавший такими обширными познаниями, имел за своими плечами фундаментальное университетское образование. В то же время, согласно авторитетному мнению Курта Гольдаммера, частные уроки принесли Гогенгейму больше теоретической и практической пользы, чем лекции, выслушанные им в холодных залах европейских университетов. Об этом Гольдаммер очень убедительно пишет в своей монографии «Духовные учителя Теофраста Парацельса» [271] . Вспоминая о неприязни Гогенгейма к схоластической учености, следует все же избегать резких оценок схоластической медицины того времени. Его гнев вызывали в основном многочисленные книжечки и рукописные тексты, которые активно циркулировали в верхненемецкой области начиная с 1500 года и пользовались популярностью у цирюльников и народных целителей. Ярким образчиком подобной продукции может служить так называемый «Кодекс Щупфхаймера». Это сочинение, входившее в альпийский компендиум медицины, было обнаружено в 1970 году в Энтлебухе. В этой наукообразной каше из астрологии, народной медицины и галенизма, изложенных автором на примитивном уровне, встречаются цитаты из классиков врачебного искусства. Автор с плохо скрываемым апломбом называет имена «Гиппокрас» и «Афоризм», ложно ассоциируя знаменитое произведение Гиппократа с именем неизвестного ему античного врача. Даже самое поверхностное чтение «Кодекса» показывает, что повседневная медицинская практика, имевшая мало общего с академической медициной, в позднем средневековье находилась на низком уровне и основывалась главным образом на слепом, а подчас и курьезном доверии авторитетам. [272]

Несомненно, значительную роль в образовательном процессе Гогенгейма сыграло его знакомство в Верхней Италии с реформированной медициной. Ко времени его странствий университеты Падуи и Феррары были известны на весь мир. В то же время преподавание в каждой из отмеченных выше школ базировалось на разных фундаментах. В Падуе основой обучения служил аристотелевский схоластический метод, в то время как в Ферраре большим почетом пользовался гуманистический подход, испытывавший на себе мощное влияние платонизма. [273] Из немцев в Ферраре, помимо Гогенгейма, учились его хороший знакомый Кристоф Клаузер и Вольфганг Тальхаузер, позже сыгравший важную роль в публикации «Большой хирургии». То, что в своем рекомендательном письме Тальхаузер называет Гогенгейма доктором, служит весомым подтверждением факта защиты Парацельсом докторской диссертации. Мы помним, что из-за отсутствия необходимых документов несчастный врач должен был поклясться в своем праве на докторскую степень перед городским магистратом Базеля. В пользу состоявшейся защиты говорит и то, что городской врач Цюриха Клаузер, не являвшийся другом Гогенгейма, не оспаривает претензии своего скандального коллеги на докторскую степень. В то же время Конрад Геснер в статье о Теофрасте намеренно отразил негативную информацию о своем герое. Очевидность докторской защиты Гогенгейма не вызывает сомнений. Его любимый и досточтимый отец, будучи практикующим врачом в Виллахе, накопил за свою жизнь достаточное количество денег, чтобы оплатить этот почетный титул своего сына. Тогдашними корифеями в Ферраре были Никколо Леоничено (1428–1524) и Джованни Манарди (1462–1536), которыми не уставал восхищаться Вадиан. Они были пионерами в исследовании сифилиса и других родственных ему болезней. Современное состояние исследования не позволяет нам в подробностях осветить сложную палитру отношений между этими выдающимися личностями своего времени. Манарди известен, помимо прочего, своей резкой критикой Плиния и неприятием медицинских достижений арабов, которые, по его мнению, исказили учение Галена и Гиппократа. Он ставил перед собой цель не столько опровергнуть галенизм, сколько восстановить его в первозданной чистоте путем скрупулезной филологической работы. Такая постановка проблемы предполагала въедливую библиотечную работу и способствовала выработке особого типа ученой библиотечной медицины. Типичным представителем феррарской школы был Кристоф Клаузер, который критиковал Авиценну как обычного исследователя мочи, но при этом не придавал значения радикальной критике галенизма, исходящей от Гогенгейма. Если фактические подтверждения докторской защиты Гогенгейма отсутствуют, то роскошный докторский диплом Клаузера, полученный им в 1514 году, сохранился до наших дней. [274]

Очевидно, что Гогенгейм испытал на себе влияние критического подхода феррарского университета. Как специалист по сифилису он соответствовал высокому уровню этой авторитетной школы. В то же время, его нельзя назвать верным учеником Феррары, которую он подчас не щадил в полемическом задоре. «Ни один осел, даже если он через силу тащит на себе искусство профессоров Монпелье, Феррары, Сиены, Болоньи и Парижа, не может осилить их философию» (X, 516), – писал Гогенгейм, имея в виду косность и неповоротливость преподавательского состава перечисленных университетов и их нежелание менять устоявшуюся систему. Однако, несмотря на жесткую критику, именно в стенах Феррары выросли и окрепли Николай Коперник из Кракова и Теофраст фон Гогенгейм из Виллаха, два выдающихся мыслителя и духовных революционера XVI века.

Человек думает, что обладает чем-то, чего на самом деле у него нет.

(IV, 496)

«Я много раз слышал от цирюльников, банщиков и других людей, которые хвалятся своим искусством, о том, что они пришивали на прежнее место отрезанные носы, после того как те пролежали в течение трех дней в снегу, а также приживляли отрубленные пальцы и другие части тела по прошествии нескольких дней со времени их обособленного существования. Не принимай всерьез эти бредни! Настоящий врач должен быть искренним, серьезным, смелым в своих высказываниях и не легковерным… будучи во Фриуле, я видел, как банщик приставил одному несчастному оторванное ухо с помощью клея, замазки и т. д. Все начали хвалить его и говорить, что он совершил великое чудо. Однако на следующий день ухо отвалилось, поскольку все это он сделал из чистого тщеславия» (X, 31).