Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений

Хоть в теперешней феерии
Петь в миноре не приказано,
Хоть со времени империи
И того, что с нею связано

Звона нет великопостного
Колокольного московского, —
Я в честь года високосного
И Касьяна Голейзовского,

В час, когда на сердце матово,
А в уме столпотворение,
Февраля двадцать девятого
Написал стихотворение.

Я знаю твой тайный грешок: —
В политике универсалом
Ты хочешь быть, старый мешок,
Наполненный мясом и салом.
Тебе, что колхоз, что Париж,
Везде ты одно тараторишь,
Балакаешь и говоришь,
Ораторствуешь и гуторишь.

Я ни душой, ни телом не слабею,
Что в наши дни в отставке динамит,
Ведь мне живется как у пирамид
Древнеегипетскому скарабею.

Но несмотря на то, что Энвер-бею
Завидовал султан Абдул-Гамид,
Меня к счастливцам зависть не томит,
Я равнодушен даже к Аджубею.

Куда ни взглянешь всюду благодать,
И вообще по графику до рая,
Что называется, рукой подать,

Но как существовать не угорая,
Коль фимиам струится словно чад
И только славословия звучат?..

Среди бар и мужиков,
При прощаньи и при встрече,
Наш советский Хлестаков
Не обходится без речи.
Но каков бы ни был фон,
Тот же ляпает узорец
Всесоюзный грамофон
И всемирный «миротворец».

Юпитер сердится, а значит он не прав: —
В земную метя цель, попал он пальцем в небо,
Но смертным для чего показывать свой нрав,
Ведь на Олимпе есть жена-богиня Геба.
Так вознесись туда и, лежа на печи,
Там громы ты в нее и молнии мечи.

Целый день ты трешься средь собак,
Надрываясь в «пиль», «тубо» и кличках,
А стемнеет – тащишься в кабак,
Хоть живешь у черта на куличках.

Чтобы псам в развитии помочь,
Ты завел особенные баки,
Став физиономией точь-в-точь
Некиим подобием собаки.

А на людях, всем наперекор,
Ты с шпионско-сыщицких романов
Сразу переводишь разговор
На бульдогов и на доберманов.

А когда под ой-ру и матчиш
Вкруг пойдет наполненная чарка,
Ты от удовольствия рычишь
Словно волкодав или овчарка.

Нет, брат, нужно дело и досуг
Сообразовать в созвучьи с веком!
Разве ты средь кобелей и сук
Сделаешься новым человеком?..

Ты от жизни прячешься в кусты,
Так нельзя, брат!.. Сядь-ка, да побачим:
Ведь совсем окобелился ты,
Пребывая в обществе собачьем.

Ясень, осина, береза, ольха…
Небо к востоку чуть-чуть розовеет,
Ветер отсутствует, роща тиха,
Лишь предрассветною свежестью веет.

И через миг ты почувствуешь вдруг: —
Явь это – сон, а действительность – греза,
Если тебя обступили вокруг
Ясень, осина, ольха и береза.

«Я – не я, и лошадь не моя!..»
Этот постоянный наш девиз
Даже в чужеземные края
Ныне отправляется без виз.

Для чего нам думать да гадать,
Ведь с горы что надобно видней,
Если свет, так это – благодать,
Если тьма, – мечтали мы о ней.

Нынче этак, послезавтра так,
В среду – да, а в понедельник – нет,
Что в апреле ценится в пятак,
В мае будет стоить сто монет.

Подан знак и сразу все встают,
И, подобострастья не тая,
Хором, как положено, поют:
«Я – не я, и лошадь не моя!..»

У нас с тобой сегодня праздник, Муза:
Пятидесятилетие союза,
В который мы с волнением в крови
На утре лет вступили по любви.

Свершилось как бы жизни озаренье,
Когда в шестнадцать строк стихотворенье,
При помощи твоей, из мира грез
Впервые я в тетрадку перенес.

И пусть не раз, не два за эти годы
Нас на пути встречали непогоды,
Но средь тревог, тоски и темноты
Меня всегда поддерживала ты.

Мы прожили полвека не впустую,
И нынче нашу свадьбу золотую
Приветствуют великолепный день
И распускающаяся сирень.

Что ты жадно глядишь из окошка,
В стороне от бездомных подруг,
Видно, ты растревожилась, кошка,
Что глаза твои вспыхнули вдруг?

И зачем, громыхая бутылкой,
Ты за мухою прыгаешь вмиг?
На тебя с глуповатой ухмылкой
Загляделся прохожий мужик.

На тебя заглядеться не диво,
Утащить тебя всякий не прочь;
Скачут резвые блохи игриво
По спине твоей черной как ночь.

Не гляди в переулок Калашный,
Зазевавшихся мух не лови,
И такою закускою страшной
Добровольно себя не трави.

Зря своих коготков не топыря,
Ты уймись, желтоглазая Пыря:
Мухи сдохнут к зиме, а мужик
Ловит кошек, чтоб сшить воротник.

Кверху ушки оттопыря,
Вороша за шкафом хлам,
Грациозно скачет Пыря
По скамейкам и столам.

Не капроновую юбку,
Ей природа для красы
Сшила бархатную шубку
И приклеила усы.

А когда ее дремота
Клонит долу, в полусне
Мне она мурлычет что-то
И ласкается ко мне.

И за песенку и ласку
Я сегодня воспою
Черношерстку златоглазку, —
Киску милую мою.

То поясница, то коленка,
То ноет здесь, то там болит,
А значит, Дмитрий Шепеленко,
Теперь я тоже инвалид.

В такие годы – тут хоть тресни! —
Мы по велению судьбы
Приобретаем и болезни
И, кстати, палку для ходьбы.

Так пусть поэзия поможет: —
Ведь вместо жирной требухи
Нам запретить никто не может
Вкушать нежирные стихи.

И Вам свою вручая дочку,
Которой тридцать восемь лет,
Я в заключенье ставлю точку
И шлю лирический привет.