Борис Алмазов - Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии

14 октября (праздник Покрова) 1930 года протоирея Николая арестовали. По делу было привлечено 64 человека, почитателей о. Иоанна Кронштадтского и ревнителей монархии, с центром в Андреевском соборе, который, по мнению властей, стал центром контрреволюционной деятельности духовенства. Протоиерей Николай не стал давать сведений, интересующих ОГПУ но следователи продолжали настаивать, и в конце концов священник заявил: «Отказываюсь от всяких дальнейших показаний…».

В то время, когда о. Николай уже находился под следствием, ОГПУ стало арестовывать тех, кто был не согласен с декларацией митрополита Сергия (Страгородского), кто усмотрел в ней недостойное Предстоятеля Церкви лицемерие; для простоты действий следствие объединило их во «всесоюзную контрреволюционную организацию „истинно-православные“».

Одно из таких следственных дел было создано Ленинградским ОГПУ 14 февраля 1931 года к этому делу присоединили дела протоиерея Николая Симо и некоторых других священников и мирян Кронштадта. Протоиерей Николай не изменил своей позиции во время нового следствия и отказался давать какие бы то ни было сведения сотрудникам ОГПУ.

Из обвинительного заключения: «Руководителями… центра являлись крайне монархические элементы, в прошлом ближайшие сподвижники самого Иоанна Кронштадтского, люди, которые путем открытой пропаганды вели бешеную антисоветскую агитацию с целью подрыва и свержения советской власти. Во главе этой организации стоял священник Андреевского собора Николай Симо, который при жизни Иоанна Кронштадтского вел монархическую погромную работу <���…> Симо обвиняется в том, что, будучи ближайшим сподвижником о. Иоанна Кронштадтского и руководителем „иоаннитов“, привлекал к себе фанатичные, изуверские, черносотенные элементы и через них вел борьбу с Соввластью, противодействуя всем советским начинаниям. Прикрывая свою контрреволюционную деятельность толкованиями из книг Священного Писания о близком пришествии антихриста и скорой гибели мира, вел работу в духе контрреволюционной организации „истинно-православные“».

15 февраля 1931 года коллегией ОГПУ о. Николая приговорили к 10 годам «исправительно-трудовых лагерей» и отправили в Соловецкий лагерь особого назначения.

16 марта был арестован в лагере сразу после прибытия и этапирован в Ленинград.

13 апреля 1931 года приговорен к расстрелу коллегией ОГПУ по обвинению в «контрреволюционной деятельности». Расстрелян 18 апреля 1931 года в Ленинграде, погребен в безвестной могиле.

Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания определением Священного синода от 22 февраля 2001 года.

Летом 1946 года в Ленинграде, едва оправившиеся от блокады, в доме № 14 по 2-й Красноармейской, сильно пострадавшим от бомбежек, дети нашли сундук. Не подозревая, что внутри, они играли на нем, а когда раскрыли, то обнаружили там священническое облачение, наперсный крест и письма которые писал их дед, Михаил Чельцов, своей жене из тюрем.

Михаил Павлович Чельцов родился в 1870 году в селе Кикино, Кораблинская волость, Ряжского уезда, в семье священника Павла Михайловича Чельцова. Дед был диаконом, прадед – священником. Окончил Рязанскую духовную семинарию (1890 год), Казанскую духовную академию (1894 год) со степенью кандидата богословия. Магистр богословия (1898 год; тема диссертации: «Церковь Королевства Сербского со времени приобретения ею автокефальности, 1879–1896 годы»). С ноября 1894 года – Михаил Павлович преподаватель Калужской духовной семинарии, занимался миссионерской деятельностью.

С 1898 года – миссионер по Санкт-Петербургской епархии. Автор работ по миссионерским вопросам, многих статей, опубликованных в «Миссионерском Обозрении» и других журналах. Некоторое время служил в канцелярии обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева.

В сентябре 1903 года был рукоположен во иерея.

В 1903–1905 годах – соредактор и соиздатель ежемесячного журнала «Православный путеводитель».

В 1903–1918 годах – преподаватель богословия в Институте гражданских инженеров и настоятель Симеоновской церкви в этом институте. Его курс лекций пользовался популярностью за живость и доступность изложения. Сборник избранных лекций о. Михаила Чельцова «Христианское миросозерцание» включает в себя анализ в популярной форме серьезных богословских вопросов – происхождения греха, проблемы взаимоотношений науки и религии, разрыва между христианством и культурой и др. Часто о. Михаил выступал на религиозно-философских и церковных собраниях.

С 6 мая 1914 года – протоиерей.

В ноябре 1919 – мае 1922 годов – настоятель Троице-Измайловского собора в Петрограде, председатель епархиального совета.

Отец Михаил неоднократно арестовывался: в 1918, 1919 (дважды) и 1920 годах.

В мае 1922 года был арестован по делу «о сопротивлении изъятию церковных ценностей» («дело митрополита Вениамина»). Был приговорен к расстрелу, позднее приговор ему (как и некоторым другим приговоренным) был заменен пятью годами заключения. Сорок дней провел в камере смертников.

О своих арестах, пребывании в тюрьме и суде оставил мемуары «Воспоминания „смертника" о пережитом». В частности, подробно изложил свои переживания в ожидании расстрела. Это уникальный документ, написанный без какой-либо экзальтации человеком, который ждал гибели каждую ночь: исповедь священника, который духовно готовил себя к смерти, преодолевал сомнения, вспоминал о близких.

Сщмч. Михаил (Чельцов)

«Представляя всю мучительность бессонной ночи, я старался днем не спать или только дремать. Я со слов многих знал, что расстреливают по ночам: зимой с вечера, а летом – на утренней заре. Ночи в июле были коротки, и это опять было большим благом. Ложиться я старался позже, и так как рассвет начинался рано, то я спокойно и засыпал: если с вечера оставили на койке, значит, утром не расстреляют. Зато с вечера, бывало, прислушиваешься ко всякому гудку мотора, к шагам в коридоре, к звяканию ключами в дверях соседних камер. Однажды я совсем, было, уже решил, что час мой пришел. Я уже лег и почти задремал. В камере уже стемнело. Вдруг слышу звякание ключа в замке моей, именно моей, камерной двери. Зачем ее отпирают в такой поздний час? Ответ мог быть только один и самый печальный. Я привстал, перекрестился и приготовился идти. На душе было как-то совсем спокойно; какая-то решимость овладела мной. Дверь отворилась, но быстро же и захлопнулась, и я услышал только слова: „Извините, мы ошиблись…" Вероятно, водили кого-то из соседней одиночки гулять вечером и, при водворении его на место жительства, ошиблись камерой».