Яков Резник - Сотворение брони

Эта мысль возвращала душевное спокойствие. Гудериан садился к письменному столу, придвигал к себе бумагу и чернила. Четко исписанные листы опять представлялись ему полями сражений, по которым мчатся армады его танков, оставляя позади себя поверженные и плененные армии противников рейха.

Это может показаться странным, но желанную для Гудериана встречу ускорила Москва.

Получив шифровку о военном параде на Красной площади 1 Мая 1933 года, Гитлер вызвал для доклада германского военного атташе.

Перед тем как отправиться к рейхсканцлеру, атташе встретил в генеральном штабе Гудериана, рассказал ему о параде и дал свою оценку новой советской боевой технике. Генерал видел в Гудериане лучшего в рейхсвере знатока механизированных войск и не стал от него скрывать, что встревожен растущей бронетанковой мощью русских.

— Фон Бломберг мне сообщил, что Гитлер почему-то настроен против меня, — проговорил в заключение военный атташе. — Кто знает, не окажется ли мой первый доклад ему последним в моей дипломатической карьере…

Гудериан, насколько мог, успокоил генерала, рассказал о хорошем впечатлении, которое Гитлер произвел на него на Куммерсдорфском полигоне. Они распрощались. Но не прошло и часа, как самого Гудериана вызвали в рейхсканцелярию.

Он ждал в приемной, тревожась за генерала и поругивая себя, что не заехал домой за планом — когда-то еще представится случай положить перед рейхсканцлером плоды своих расчетов и ночных раздумий!.. Тут распахнулись двери, и громкий недовольный голос словно вытолкнул из кабинета военного атташе.

— Плохо… — произнес генерал, проходя мимо Гудериана.

Быстрый, бесшумный, словно немой, адъютант проскользнул в кабинет с бумагами. Выйдя, он сделал знак Гудериану.

Гитлер был в кабинете один. Он вышел навстречу полковнику, проводил его до стола и с полуулыбкой на тонкогубом одутловатом лице показал на кресло:

— Я слышал, вы бывали в России, полковник?

— Да, мой фюрер…

Непреднамеренно, случайно вырвалась у полковника принятая в кругу нацистов высшего ранга форма обращения к Гитлеру, но вольность эта явно пришлась по душе канцлеру, и, заметив вспыхнувшее в его глазах одобрение, Гудериан обрел уверенность. Он стал рассказывать, как через четыре года после Рапалльского договора, установившего нормальные дипломатические отношения между Германией и Советским Союзом, командование рейхсвера с разрешения русских создало на Волге небольшой полигон для обучения группы немецких солдат и младших офицеров танковому делу.

— Русские, конечно, воспользовались вашими знаниями и опытом?

— Не думаю, мой фюрер. Там мне пришлось обучаться самому и учить молодых немцев на деревянных макетах. Сначала они обтягивались сверху парусиной и перемещались моими солдатами, потом делались из жести и передвигались силою мотора.

— Деревянные макеты?.. Вот она, сущность России! — истолковал Гитлер по-своему слова Гудериана, но тот уточнил, что ведет речь не о русских, а о немецких макетах.

— Когда я уезжал из России, она уже начала производить и оснащать войска легкими танками, скопированными с «Рено». Их насчитывалось в армии около двух десятков. На одном из таких танков обучались курсанты Казанского танкового училища.

— Единицы, да и те собирали из готовых французских узлов и деталей… — заметил Гитлер. — Мне хочется услышать, каковы сейчас силы большевиков: сколько еще машин они успели скопировать с «Рено» за прошедшие годы — сотню, две? А то некоторым паникерам мерещатся целые бронированные армады.

«Атташе…» — понял Гудериан. За несколько мгновений, которые отделяли вопрос от ответа, он успел подумать, что если потворствовать иллюзиям Гитлера, уменьшить цифры танковой мощи России, то его, Гейнца, план ускоренного развития броневых сил рейхсвера лишится главной мотивировки. «Скрывать истину невыгодно, говорить ее канцлеру небезопасно, а хуже всего хитрить с ним. Эти холодные проницательные глаза не простят…»

— В России насчитывается не менее пяти тысяч танкеток, танков и бронемашин, мой фюрер! Большинство из них — русских конструкций.

Гитлер встал, забросил руки за спину и пошел, все убыстряя шаг, вокруг стола, вбивая в Гудериана, как гвозди, полные иронии фразы:

— Тысячи танков… У России? Да она напоминает колосса, идущего по болоту и, чтобы не завязнуть с головой, опирающегося на плечи цивилизованных государств. Россия все берет у Германии, Англии, Соединенных Штатов — берет машины, берет инженеров, берет технологию. Без нас она ничто… Отказать бы России во всем, заявить ей: создавайте сами свой рай, — вот тогда весь мир увидел бы, как она сломает себе шею!

Без всякой видимой связи канцлер перескочил на то, что офицерский корпус, скованный обветшалыми традициями, плохо его понимает, но скоро поймет, потому что он, Гитлер, освободит Германию от оков Версаля, уничтожит безработицу, политические склоки партий, создаст армию, которую никогда не имело и никогда не будет иметь ни одно государство мира.

«Кто не мечтал об этом? — думал Гудериан. — Видимо, неожиданный выход Гитлера на авансцену политики тем и объясняется, что его цели совпадают с желанием элиты немецкой нации».

А Гитлер, остановившись и устремив взгляд в полковника, продолжал говорить о том, что он сделает армию всемогущей, что она испепелит всех, кто поставил Германию на колени, и спрашивал, понимают ли офицеры генштаба угрозу России, где скот, зараженный бациллами большевизма, вырвался из хлева.

Гудериан каждым нервом ощутил: надо вклиниться с планом сейчас, другого такого момента может не быть. «Докладывай по памяти, она тебя никогда не подводила…»

И он изложил свой план рейхсканцлеру пункт за пунктом, слово за словом.

— Все, мой фюрер, это все… — выдохнул с облегчением Гудериан.

Только тут он заметил, что Гитлер слушал его, вжавшись в кресло и опустив голову. Еще минуту рейхсканцлер сидел, что-то, должно быть, обдумывая, потом сказал, что доволен совпадением своих мыслей о решающей роли механизированных войск со взглядами первого танкиста Германии, и стал уточнять организационный раздел плана.

— Вы говорите, дивизия, корпус… А сколько машин потребуется для каждого соединения, какое время для их создания?

— Дивизия должна иметь около двухсот танков, корпус — в три раза больше, мой фюрер. Если наши фирмы начнут их выпускать через год, то года через два — два с половиной я смогу вам показать на маневрах полнокровную дивизию.

— Танки будут скорее, чем вы думаете, полковник! Столько, сколько необходимо для уничтожения любой коалиции противников рейха, — любой! — провозгласил Гитлер, добавив, что наделяет Гудериана правом лично установить деловые контакты рейхсвера с руководителями фирм, которых назовет ему директор крупповских заводов Мюллер.