Виталий Сирота - Живое прошедшее

В аспирантуре я работал много и с удовольствием. Один-два раза в неделю ходил в библиотеку Академии наук на выставку новых поступлений – богатую и хорошо организованную. Атмосфера в зале библиотеки была рабочая, спокойная, лица – знакомые. Кроме работы радость доставляли, как и раньше, спорт, джаз и друзья.

Примерно в 1967 году я начал играть в мини-футбол с компанией, состоящей в основном из выпускников ЛЭТИ. Играли постоянно раз в неделю на полянках в парках, после футбола купались в соседних водоемах, зимой переодевались прямо на морозе. Позже стали играть на стадионах, где были раздевалки с душем. Платили за это администраторам стадионов – небольшие деньги и, конечно, не в кассу. Тогда же начали собирать членские взносы.

Через пару лет компания преобразовалась в клуб под названием ФКЛД – футбольный клуб любителей джаза. Джаз действительно любила вся компания. Я присутствовал на учредительном собрании в кафе «Околица». У нас было много планов: сделать клубные пиджаки, эмблему и многое другое. В те годы систематическое, долговременное общение компаний вне ока властей казалось необычным. Мы же с удовольствием встречались, играли, отходя от проблем и забот. Многое из планировавшегося осталось в мечтах. Но основное живо до сих пор: игры происходят регулярно, по субботам, на открытом воздухе в любую погоду, жива и таблица годового первенства, начальный вариант которой ввел я. Из игроков первого состава ходят пять человек, остальные – молодежь от двадцати пяти до пятидесяти лет. Я, в свои семьдесят, самый старый. Каким-то таинственным образом удалось сохранить дух клуба – уважительное, теплое отношение друг к другу, приятное общение. Хотя нет уже совместных походов в театры и на джазовые концерты, но остались совместные празднования дней рождения и ежегодные банкеты, куда приглашаются и охотно приходят уже не играющие ветераны…

В августе 1968 года мы с Татьяной были в Новом Свете, в Крыму. Жили, как всегда, в палатке в тенистой расщелине у ручья. Рядом был ухоженный пансионат какого-то союзного ведомства, вечерами слышалась мелодия Нино Роты из «Крестного отца».

Этот мир благополучного семейного отдыха с едой в чистой столовой, белыми скатертями и официантками с аккуратными наколками на головах, с душем в номере и белыми брюками по вечерам был для нас недоступен. Но мы вовсе не чувствовали себя от этого ущербными. С чувством уверенности в себе и независимости у нас было все в порядке. Более того, ощущалось какое-то удовлетворение от того, что мы не относимся к «привилегированной прослойке». Мы ее глубоко, биологически не уважали.

Утром 20 августа мы увидели на море непривычную картину – длинную цепочку военных кораблей. На следующее утро по радио передали о вводе войск в Чехословакию. В страну вошло около 300 тысяч советских солдат и около 7 тысяч танков. В красной книжице, поступившей из ЦК в низовые партийные комитеты, было такое разъяснение: «Наши идеологические противники с Запада ищут слабое звено среди стран Варшавского договора, и именно это побудило руководителей дружественных стран пойти на эту акцию. Наш идейный противник, боясь предпринять лобовую атаку против социализма, пытается использовать все возможности для того, чтобы вызвать внутреннюю эрозию в социалистических странах» (Цит. по: Горбачёв М. Наедине с собой. М., 2012). Воспроизводилась канва венгерских событий двенадцатилетней давности: газетная пропаганда о роли иностранных разведок, слушание ночных радиоголосов, откуда узнавалась правда, а в 1990-е годы – извинения российского правительства за интервенцию. По «Голосу» я слышал чешского диктора, который видел из окна солдат на улице и говорил об их приближении к радиостудии, потом возник какой-то шум и трансляция прекратилась. Думаю, чешские события окончательно похоронили иллюзию возможности «социализма с человеческим лицом» и с них начался закат социализма.

В большой аудитории университетского института физики вскоре была организована лекция о чешских событиях. Аудитория была полна. Выступали высокопоставленные партийные пропагандисты. Слушатели были настроены явно критически к тому, что им говорили. Помню вопросы вроде: «Что за птица этот Гусак?»

Вспоминая о тех событиях, Михаил Горбачёв (с августа 1968 года второй секретарь Ставропольского крайкома КПСС) пишет, что сначала он принимал официальную версию. Естественно, подчиненные ему партийные комитеты наказывали инакомыслящих за «идейные ошибки». Как показывает описанный выше случай с моим однокурсником Ю. Гольдштейном, наказывали инакомыслящих не только партийные комитеты и не только за идейные ошибки (об этом М. Горбачёв в воспоминаниях не пишет). Однако вскоре после посещения Чехословакии будущему генсеку «пришлось серьезно задуматься», насколько он «был прав в оценке Пражской весны». Почему же я, не будучи умнее Горбачёва и менее информированный, с самого начала принял ту позицию, к которой он пришел через ошибки? В чем тут дело?

Сейчас я часто бываю в Чехии. Определенно, эти события не забыты. У большинства чехов неприязни к отдельным россиянам из-за тех событий нет, но к стране в целом отношение прохладное. Чехи вспоминают, что многие советские солдаты сначала даже не поняли, что оказались в Чехословакии. Один чешский начальник рассказывал мне, что в те дни он выпивал у себя дома с советским полковником, который в пьяной беседе осуждал ввод войск. Ханна Веселы, наша чешская знакомая, вспоминала, что в Карловых Варах советские танки появились в центре города в три часа ночи. Ее отец, партизан в годы войны, увидел танки, когда возвращался домой ночью с работы. Он подумал, что снимается кино. Для чехов это было неожиданностью; русских со времен войны они считали друзьями. Ханна говорила, что солдат, которые вошли в страну первыми и даже не понимали, что они оказались в Чехии, быстро заменили, так как эти солдаты оказались распропагандированными.

Примерно в 1969-70 годах мы перебрались в свою комнату, на проспект Карла Маркса.

Татьяна в эти годы перешла на работу в Институт метрологии им. Д. И. Менделеева. Мы много иронизировали над порядками в этом типичном советском НИИ, но сейчас понимаем, что тогда делалось и много полезного. Институт был научной базой Госстандарта. А система стандартов худо-бедно поддерживала контроль качества и безопасности производств и товаров. Татьяна с ее золотыми руками, образованием и ясной головой была там на месте, но ей претила скучноватая бюрократически-бумажная сторона работы. Она говорила, что не хочет становиться «зашкафной крысой». Впоследствии именно это стало одной из причин учреждения нашего кооператива, где навык профессиональной работы с документами, полученный Татьяной во ВНИИМе, оказался очень полезным.