Анатолий Мордвинов - Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2

До Орши мы доехали беспрепятственно. Станция там была пустынна, и от начальника станции мы узнали, что большевиков ожидают только к вечеру и что наш поезд пойдет все-таки дальше.

Мне удалось на вокзале напиться чаю, купить почтовую карточку и написать оттуда моему сослуживцу князю Голицыну, что благополучно, вместе с графом Медемом, проследовали Оршу, которая еще не занята.

Я не знаю, дошло ли до него мое письмо. На следующих станциях также ничего особенного не было заметно. Уже темнело, когда мы подошли к Витебску. Я с утра ничего не ел и направился на вокзал, чтобы купить себе что-нибудь из провизии.

Второпях я не обратил внимания на то, что вся платформа была наполнена густой толпой каких-то вооруженных людей.

Буфет также вплотную был набит шумным народом, но это часто бывало во время нахождения на станциях встречных поездов, и, забыв почему-то в те минуты о большевиках, я, бесцеремонно расталкивая толпу, пробирался к буфетной стойке.

Она расступалась довольно неохотно, но все же мне удалось купить несколько пирожков, и я направился уже к выходу, когда какой-то пьяный субъект в громадной серой папахе и черном пальто заступил дорогу и закричал:

– Ты как сюда затесался… Ишь, какой гусь! Да еще в погонах! Наверно, из Ставки. Не выпускай его. Давай сюда – мы ему покажем!

Толпа – большинство были матросы и какие-то вооруженные рабочие в больших папахах – «загалдела» и обернулась в мою сторону.

Я был безоружный. Шашки у меня давно не было, и револьвер был также украден, еще в мартовские дни.

Но я находился уже около выходной двери, и не знаю, каким образом мне удалось протолкнуться через обступивших меня еще плотнее людей и по дальней платформе добраться беспрепятственно до своего вагона.

Я рассказал графу Медему об этом случае; нам было ясно, что мы попали на один из эшелонов Крыленко, направленных на Ставку, который, на наше несчастье, задержался именно здесь, к прибытию нашего поезда.

Был уже третий звонок, а наш поезд все еще не отправлялся…

– Отчего мы не едем? – спросил я проходившего мимо и чем-то озабоченного кондуктора.

– Идет какой-то обыск по всему поезду и проверка документов, – раздраженно, со злобой сказал он и прошел дальше.

Меня это взволновало. Я быстро вынул из бокового кармана листки моего дневника, написанного за последние дни, и молчаливо, на всякий случай, засунул их на глазах Медема, в щель под мягкую спинку дивана.

Прошло несколько томительных минут. Мы молча сидели и ждали, что будет. Послышались по соседству шаги многих людей, дверь нашего купе резко распахнулась, какой-то фантастически вооруженный матрос остался стоять в коридоре, за ним виднелись штыки нескольких рабочих в черных пальто и серых папахах.

К нам в купе вошел щеголевато одетый в офицерскую форму, но без погон, молодой человек и вежливо, даже с вычурным изяществом поклонился нам, как кланяются обыкновенно батальонные адъютанты армейских полков – весь его облик походил на них, – и спросил:

– Господа… извиняюсь за беспокойство, позвольте мне просмотреть ваши документы.

Медем молча подал ему свой. Молодой человек его прочитал и, вежливо приложив руку к козырьку, отдал обратно.

В свою очередь я так же молча протянул ему свой отпускной билет. Чтение его продолжалось дольше, чем бумажки Медема. Что-то похожее на нерешительность промелькнуло на лице молодого человека, он довольно пытливо посмотрел на меня, снова перечитал документ и затем, также вежливо склонившись, возвратил его мне.

– Благодарю вас, господа! Еще раз прошу извинения за беспокойство, – сказал он и вышел.

Матрос, закрывший за ним дверь из нашего отделения, все же бросил, как мне показалось, в мою сторону очень злобный взгляд.

Проверка в соседнем, последнем купе, где сидели дамы, была недолгой, и вскоре вся вооруженная компания покинула наш вагон, но мне послышалось, как кто-то из уходивших говорил:

– Здесь был один из Ставки.

Успокоенные, что все сошло благополучно, мы довольно оживленно разговаривали, делясь впечатлениями минувших дней и строя неопределенные предположения о будущих, как, не помню через сколько времени, дверь нашего купе снова неожиданно распахнулась, и вошедший прежний молодой человек, пристально вглядываясь в меня, сказал:

– Простите, пожалуйста, но позвольте мне еще раз просмотреть ваши документы?

Я подал ему со словами:

– Да вы их только что видели.

Он бегло лишь взглянул на них и удержал у себя.

– Вы, значит, из Ставки? – спросил он.

– Да.

– Когда оттуда выехали?

– Сегодня утром.

– Вы едете в отпуск?

– Да.

– Позвольте вас спросить, зачем?

– Навестить мою семью, которую я давно не видел.

Небольшая пауза. Из-за спины молодого человека, напирая на него, вытягивали шею и заглядывали на меня наглые лица матроса и мастеровых.

– Я вынужден вас арестовать, – сказал не без некоторых колебаний наконец молодой человек. – И прошу вас следовать за мной.

– Арестовать?! За что?! – спросил я возможно спокойнее и удивленнее. – Ведь мой документ в порядке. Я прошу вас меня не задерживать, у меня недавно сгорел дом в деревне, и мое присутствие там необходимо.

– Мне это очень неприятно самому, – отвечал любезный молодой человек, – но вы из Ставки, которая не хочет нам подчиняться, и мы не должны никого оттуда выпускать. Попрошу вас пойти со мной!

– Вы скоро меня, надеюсь, отпустите? – спросил наружно спокойно, но внутренне волнуясь, я.

– Не знаю, – последовал ответ, – это зависит не от меня, а от Главковерха!

– От кого? – переспросил я.

– От Главковерха Крыленко, который находится здесь на станции в своем поезде – я должен препроводить вас туда… Попрошу вас… – И он вежливо посторонился, давая мне дорогу.

Дальнейшие препирания были явно излишни. Я поднялся со своего дивана, многозначительно посмотрел на сочувственно молчавшего все время графа Медема, показывая ему глазами на мои вещи и место, где был спрятан дневник, и, почувствовав, что он понял мою молчаливую просьбу, спокойно вышел из вагона, окруженный своеобразным караулом.

Меня повели по платформе, наполненной той же отталкивающей вооруженной толпой, с которой я уже ранее познакомился в буфете.

Злобные возгласы сопровождали мое «шествие»:

– Ага, попался-таки, голубчик. Полковник!

– Ишь ты, какой военный… в погонах! Давай нам сюда его, высокоблагородие – чего с ним валандаться.

– Подождите! Чего вы! – отмахивалась от них моя стража. – Теперь не уйдет.

Поезд Крыленко стоял недалеко, и очень скоро, через несколько вагонов, плотно набитых тем же вооруженным возбужденным шумящим людом, меня провели в обширное отделение вагона, где меня встретил другой, тоже в полувоенной форме, франтовато одетый молодой человек и, указывая на кресло в углу, любезно сказал: