Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Около 9 приехал доктор Авербах… Профессор Авербах установил, что зрение прекрасно.

В 11 часов Владимир Ильич лёг спать и через 15 минут я слышал его ровное дыхание. Спал Владимир Ильич очень спокойно , и думалось, что всё обойдётся благополучно.

Утром 21-го, в 7 часов, как всегда, поднялась Надежда Константиновна. Спросила, как прошла ночь, прислушалась к дыханию Ильича и сказала: „Ну, всё, по-видимому, хорошо выспится, и слабость вечерняя пройдёт“…

9 часов. Ильич ещё спит…

Около 10 часов – шорох. Владимир Ильич просыпается. „Что, Владимир Ильич, будете вставать?“ Ответ неопределённый. Вижу, что сон его ничуть не подкрепил и что он значительно слабее, чем вчера. Тем временем принесли кофе и он выпил его, несколько оживился, но… скоро опять заснул.

Профессор Ферстер и я не отходили от дверей спальни. Тут же Надежда Константиновна и Мария Ильинична. Все насторожены, но Ильич спит спокойно…

В 2 часа 30 минут Ильич проснулся, ещё более утомлённый. К нему зашёл профессор Осипов, посмотрел пульс и нашёл, что это слабость, ничего угрожающего нет.

Мария Ильинична принесла обед. Ильич выпил в постели чашку бульона и полстакана кофе. Принятая пища не оживила Ильича, и он становился всё слабее и слабее. Профессор Осипов и профессор Ферстер непосредственно наблюдали за ним.

Около 6 часов у Владимира Ильича начался припадок, судороги сводили всё тело. Профессор Ферстер и профессор Осипов не отходили ни на минуту, а я держал компресс на голове Владимира Ильича. В 6 часов 35 минут я заметил, что температура вдруг поднялась…и сейчас же поставили термометр.

Без 13 минут 7 я вынул термометр и был ошеломлён – 42,3°. Профессор Осипов и профессор Ферстер даже не поверили этому и сказали, что это ошибка. Но это не было ошибкой – через 3 минуты Владимира Ильича не стало“ [1507].

Из почасовых записей Рукавишникова вырисовывается весьма подробная „фотография“ последних ночи, утра и дня Ленина. И – весьма отличная от „канонической“…

Интересно, что Рукавишников не пишет ни о каких, упомянутых у Александра Бельмаса приезжих из ЦК… Правда, находясь около Ленина, Рукавишников видеть их не мог, но уж отмеченных Бельмасом врачей Крамера, Розанова, Обуха, Гетье и Семашко Рукавишников не мог не запомнить.

Думаю, что всё объясняется смещением времени у Бельмаса – он запомнил „съезд“ уже после смерти Ленина. Однако приехать все могли лишь поздно ночью или утром 22 января – ведь до 6 вечера 21 января особых тревог состояние Ильича не вызывало, приступ начался лишь в 6 вечера…

С другой стороны, если кто-то из ЦК или из „лишних“ врачей был в Горках уже днём 21 января, то зачем?

И почему вообще в достаточно, вроде бы, спокойный и рядовой день, в Горках были профессора!

Ждали известий?

Мировая история хранит некие три даты…

30 января 1649 года был казнён на эшафоте английский король Карл I…

21 января 1793 года был гильотинирован французский король Людовик XVI…

21 января 1924 года умер русский вождь Владимир Ленин.

Не будучи приверженцем нумерологии, тем не менее скажу: „Странное и любопытное совпадение…“

Совпадение ли? В мире есть одна внешне надпартийная сила (на самом деле это концентрат „партии стригущих“) которая любит символику просто-таки патологически. Это, конечно, масонство…

Однако не будем об этом.

А вот последняя чашка бульона и полстакана кофе, выпитые Лениным накануне приступа, окончившегося агонией и смертью – это уже не нумерология и не конспирология…

И выглядят эти чашка со стаканом странно.

Было ли в чашке и стакане кроме бульона и кофе и ещё что-то ?

Увы, однозначного ответа на этот важнейший вопрос мы не получим никогда! Взять остатки на анализ в голову никому не пришло! Да и могла ли подобная мысль, то есть – мысль о намеренном отравлении Ленина, прийти в Горках кому-то в голову? Слишком уж она была чудовищной.

Но так ли уж и для всех в „верхах“ РКП(б) она была чудовищной?

Напомню ещё раз: практически все высшие советские руководители „первого призыва“ были, за исключением редчайших фигур типа Леонида Красина, в недалёком прошлом социальными маргиналами. Это просто факт: все профессиональные большевики были в эмиграции и в царской России людьми вынужденно скромной жизни… Однако с начала 20-х годов бывшие маргиналы получали – при желании – всё больше возможностей пользоваться всеми, так сказать, „радостями жизни“ в их „шкурном“ варианте…

До этого всё было нестабильно, непрочно. Первые годы после Октябрьской революции оказались временем балансирования на канате над пропастью. Это была суровая пора, хотя „диктатор Севера“ Зиновьев уже тогда приобретал замашки сибарита…

В первые три года Советской власти лидеры большевиков, взойдя, благодаря революции Ленина на вершины государственной власти, рисковали вновь рухнуть в социальные низы. Рухнуть в лучшем случае в прежнее прозябание, в худшем – в физическое небытие. А этого им, конечно же, не хотелось, и приходилось быть крайне энергичным, много работать – даже тем, кто имел в характере ленцу. Причём работать приходилось под рукой Ленина – только он мог быть „коренником“ в общей „упряжке“.

И вот путь „по канату“ пройден. Одержана победа в гражданской войне, новую Россию пригласили в Геную, Германия заключила с ней Рапалльский договор, жизнь начинала налаживаться…

Однако всё ещё было по-прежнему непрочно, реставрация капитализма силовым путём не исключалась. В этом случае лидеры большевиков опять-таки могли рухнуть в социальные низы, а, скорее всего, погибнуть, но…

Но теперь уже кое для кого из советских „верхов“ был возможен компромисс на основе отступления в сторону капитализма. Теперь, хотя и в Советской, но в „нэповской“ России, уже не было зазорно, а главное – не было опасно, быть богатым…

Не Ротшильд, и не Рябушинский, а член Политбюро ЦК РКП(б) Николай Бухарин уже вот-вот готовился бросить в массы лозунг „Обогащайтесь“!

Но мог ли он бросить его при живом и деятельном Ленине?

Нет – вне сомнений.

И не один ведь Бухарин был такой…

Россия лежала в разрухе, и кто мог поднять её?

Народ?

Но троцкие, бухарины, радеки, сокольниковы, зиновьевы, каменевы не верили в народ, и не верили, что у народов СССР найдутся силы поднять страну… В том числе и поэтому Троцкий почти открыто ратовал за переход в России к буржуазной республике. И к тому было много возможностей – основным классом в России было теперь крестьянство, то есть – класс мелкобуржуазный.

„Мелко…“ звучало, конечно, не очень-то весомо, но ключевым здесь было „…буржуазный“. Сегодня – „мелко…“, а завтра, смотришь, кто-то стал и „крупно…“…