Степан Выскубов - В эфире Северок

- Не заблудимся? - с тревогой спросил я Леню. Он посмотрел, посмотрел по сторонам и спокойно ответил:

- Пока идем правильно.

Стоял густой туман, и мы покрывались инеем: он оседал на бровях, на ресницах. Пытались смахивать его, но буквально через полчаса глаза опять были залеплены.

37

К Ново-Покровке подошли на рассвете. Пока прислушивались и разглядывали сквозь дымку тумана два крайних дома, на востоке становилось все светлее и светлее: день входил в свои права.

Залегли в бурьяне метров за сто от домов. По рассказам Лени, в одном из них должна жить семья партизана нашей бригады. Лежим, зорко оглядываем двор, соседей. Но долго находиться здесь нельзя - могут обнаружить.

- Да, это и есть тот дом, - шепнул мне Леня и кошкой метнулся к сараю.

Через минуту-другую к нему подошла пожилая женщина в накинутом наспех платке. Леня перебросился с ней несколькими словами, и женщина быстро вернулась в дом. А Леня позвал меня.

- Ну что? - Я подполз к нему.

- Сейчас развесит белье, чтобы с улицы не было видно, и позовет нас, ответил парнишка.

И вот мы в теплой комнате. Хозяйка встретила нас как давно знакомых или близких людей: расцеловала, усадила за стол. Морщины обильно избороздили ее лицо, виски отметила густая седина. Женщина суетилась, гремела чугунками, расспрашивала о сыне.

Возле печи, на нарах, застланных какой-то тряпкой, лежали ребятишки. Из-за ситцевой шторы вышла русоволосая молодуха: невестка хозяйки. Поздоровалась, начала расспрашивать о муже.

- Он у вас молодец. Воюет хорошо, - рассказывал Леня. - Здорово бьет фрицев. Так что вы за него не беспокойтесь.

- И я хотела уйти в лес, просила мужа взять с собой. Не захотел! С детьми, говорит, будь, - вздохнула молодуха.

- Воевать - не женское дело, - сказал Леня. - Оно и лучше, что не взял. Партизанская жизнь суровая.

- А как же другие женщины воюют? Им что, легко?

- Не переживайте. Уже недолго фашистам осталось здесь хозяйничать!

- Дай бы бог скорее, - прошептала хозяйка. Она перекрестилась, растолкала на кровати девчушку лет десяти, что-то ей приказала.

Та вскочила, поклонилась нам и проворно выскользнула во двор. Не успели мы позавтракать, как девочка вбежала в комнату, и еще с порога крикнула:

- Идут! К нам они идут!

- Ой, миленькие, собирайтесь скорее, - засуетилась хозяйка. - Надюша, помоги ребятам... - И принялась убирать посуду со стола.

Нас провели в сарай. Там стояла корова, спокойно пережевывая жвачку. Хозяйка оттолкнула ее в сторону .и открыла лаз в подвал.

- Спускайтесь, миленькие, и сохрани вас бог, - прошептала она. Извиняйте... - И опустила за нами люк.

В подвале было темно и сыро. В одном углу в щелку едва заметно просачивался свет. Сели мы на солому, приготовили на всякий случай оружие и стали прислушиваться к каждому шороху наверху.

Полицаи грубо спрашивали у хозяйки, не прячутся ли у них "красные бандиты".

- Бог миловал... Бог миловал... - отвечала та.

- Проверим!

- А то как же? Проверяйте! Возражений не имеем, - тараторила хозяйка. - На то вы и поставлены.

- Раскудахталась... А тебе известно, старая, что будет, если найдем?

- Как же, знаем. Все знаем.

- Ох, гляди, старая! Худо будет...

Полицаи зашли в сарай. Сейчас они откроют люк... Но те, видимо, ничего подозрительного не увидели. К тому же над нашей головой по-прежнему стояла корова и все так же спокойно пережевывала жвачку.

Сидел я в подвале и думал не о полицейских, нет, а о хозяйке, о ее поступке. Ведь она рисковала и жизнью близких, и своей собственной ради нашего спасения. Как мне жаль, что я не помню ее фамилии!

Десятилетняя девочка с братишкой весь день играли во дворе и наблюдали за улицей. И всякий раз девочка сообщала матери о появлении полицаев, а хозяйка, в свою очередь, предупреждала нас. Три раза приходили полицаи, и все безрезультатно.

Вечером мы выбрались из подвала. Наскоро поужинали, поблагодарили за все и отправились в путь. По словам Лени, мы должны ночью пересечь железнодорожное полотно и двигаться вдоль дороги к Керчи. Так безопасней, и за дорогой наблюдать можно.

Подошли к путям, хотели перейти, но нас обстреляли: усиленная охрана на всякий шорох открывала беспорядочную стрельбу. В нескольких местах пытались мы перейти железную дорогу, и все безуспешно: в нас стреляли.

Пока искали проход, ночь истаяла, и на востоке заполыхала заря. Удивительно быстро светлело.

Нам надо было где-то укрыться. Но кругом степь. И Леня вспомнил, как однажды ему приходилось прятаться тут в нише. Рассказал мне о ней. Начали искать, но найти было нелегко: вход в нишу закрывал прошлогодний сухой густой пырей, свисавший до самой воды. Вырыта ниша была на крутом берегу реки Салгир.

Наконец Леня отыскал ее, и мы забрались внутрь. Во второй половине дня услышали, как по дороге над нами проехала подвода, затем кто-то прошел, разговаривая. Время тянулось так медленно, что казалось, минул не день, а целая вечность.

Днем сильно припекало солнце, и задержавшийся снег стаял. Уровень воды в реке поднялся, и нас начало подтапливать. Я первый почувствовал, как по спине потекла студеная обжигающая вода. Судорога сводила озябшие мокрые ноги и руки.

Но я терпел и больше всего боялся, чтобы вода не просочилась к батареям и в рацию, хотя они были в прорезиненных чехлах.

Наконец в нишу заглянули сумерки. Я осторожно выбрался наружу, осмотрелся. Кругом тихо. Вылез и Леня.

Мы были грязные, мокрые, а обсушиться негде, и костер нельзя разжечь. Решили, не теряя времени, двигаться дальше. Попытались в одном месте приблизиться к железной дороге, но тут же услышали: "Хальт!" и вслед окрику - стрельбу.

- Давайте попробуем перейти железку через переезд, - предложил Леня. Мы однажды переходили! Переезд не охраняется.

- Что ж, рискнем, - согласился я.

И мы двинулись. А вскоре впереди залаяла собака, показались дома, в некоторых окнах мерцал огонек.

- Сейчас будет переезд, - шепнул Леня. Я на всякий случай приготовил гранату, вытащил из кобуры пистолет.

Идем по дороге. Справа и слева дома. Наконец перешли железную дорогу, впереди засветлело поле. Свернули в сторону и быстро зашагали по степи. Под ногами звонко потрескивал ледок. Но мы уже не обращали на это внимание: шли и шли. Верхняя одежда наша шелестела, как пересушенная бумага, - мороз сковал ее.

Вдруг Леня остановился, увидев какие-то таблички. Я осторожно посветил карманным фонариком на одну из них. На ней было написано: "Минен". Другая указывала объезд. Давно не езженная, заросшая бурьяном грунтовая дорога проходила через минное поле. Справа и слева темнело несколько подорванных танков.

На востоке занималась заря. Тихая, зябкая, погасившая густую звездную россыпь, она разлилась в полнеба. Все отчетливей вырисовывались разбросанные по полю танки.