Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Причем подавали надежды они в прямом смысле, а реализовались несколько в другом.

Помню одного способного и впитывающего каждое наше слово мальчика, который бегал за коньяком для нашей «взрослой» компании, когда ему вручали четвертак и говорили: а сгоняй-ка на угол или в ресторан, спиртное кончилось. И он бежал, и появлялся через двадцать минут сияющий, с бутылкой, – и это была его незаметная но нужная роль.

А сейчас он модный художник, о нем пишут диссертации, хотя по сути остался тем же провинциальным мальчиком, жадно впитывающим новое и умеющим этим новым распорядиться.

Хотя ни тогда, ни сейчас он не имел и не имеет никакого художественного или иного таланта, кроме таланта правильно себя продать.

Но этот талант сейчас востребован, как никогда.

Помню другого, в самом деле способного журналиста, который примыкал к нашей банной компании «стариков» и был мальчиком для битья, поскольку мы с высот своей старческой мудрости прямо и без затей издевались над его стремлением к «изячной жизни», к его сладострастным описаниям заграничных поездок, смеялись над детальным знанием курсов валют и что где почем. А писал он неплохо, надо отдать должное.

Сейчас он главред глянцевого мужского журнала, встречаемся мы редко, и в баню он с нами больше не ходит, потому что у него другие бани, куда нас не то чтобы не пускают, а нам там делать нечего.

Помню многих музыкантов, которые выступали за ужин, а сейчас ездят в джипах и при встрече слегка покровительственно пожимают руку. Они талантливы, слов нет, но карьера их была слишком быстрой, отчего и возникает некотрое головокружение от успехов, как мудро заметил когда-то отец народов.

Все они безусловно заслужили то, что имеют, а мы заслужили то, что имеем мы.

Но есть одно слово, которое хорошо понимал Александр Блок. Слово, которым он назвал свою незаконченную поэму.

За все в этом мире рано или поздно приходится платить.

Несколько дней назад позвонил писатель Илья Штемлер и сказал, что у него возникла идея собрать вместе всех старых членов Союза писателей, так сказать, «ленинградского разлива», вступивших в Союз до 1991 года. Просто посидеть, поговорить, выпить. А то уже не видим друг друга годами, люди потихоньку уходят (и совсем уже не потихоньку, а дружными рядами). И всё это планировалось провести в Лавке писателей на Невском.

Я пошел. В бывшем писательском отделе, где покупали книги по заказам члены Союза (была такая очень неслабая привилегия у них – заказывать по планам издательств книги и иметь дефицит в пору книжного голода), накрыли стол и собралось человек 50. Многие удивленно друг на друга посматривали, как бы не ожидав встретить в живых. Так получилось, что я оказался рядом с Граниным. Даниил Александрович припоздал, а в это время мой сосед Владимир Михайлович Акимов уже заторопился уходить, и Гранин занял его место. Я сфотографировал его на расстоянии моей вытянутой руки, в кадр попала половина моего ухмыляющегося лица.

Говорили тосты, сводящиеся к наличию пороха в порохоницах. Надо сказать, что я в этой компании был одним из молодых, потому что писателей моложе 70 было ну человек 7–8, не больше. Самым старым был Дичаров (94), Гранину только что исполнилось 88.

Потом я вез Гранина на машине домой. Он живет неподалеку, в начале Каменноостровского, на Малой Посадской.