Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Патамушта в бублике есть дырка!

А трагедия меня тоже волнует. Но по-другому.

Сегодня давал интервью питерским «Аргументам и фактам».

В частности, говорили и о социальном.

Я сказал, что есть ощущение нарастающего социального напряжения при том, что декларируется стабильность, проистекающая прежде всего от нефтедолларов. Нефтедоллары есть, а счастья нет. А началась беседа с того, что корреспондентка спросила, как я отношусь к веяниям возобновления помощи горожан сельскому хозяйству. Типа опять будут посылать на сено и на картошку.

Я сказал, что сено и картошка – это две большие разницы.

Июльский сенокос, купание, жаркое лето – это отдых. (См. «Сено-солома».) Но когда я вспоминаю себя в резиновых сапогах, бредущего по залитым водой бескрайним полям совхоза «Ручьи» по колено в грязи, – нет, увольте.

Душевного спокойствия нет. Времени на раздумья нет. Слишком большое место в жизни занимает погоня за эфемерным или просто борьба за выживание.

Прощай, Плутон!

Мы так и не встретились, милый. Ты был слишком далеко, и твое тихое существование никак не задевало струн моей земной жизни. Но я знал, что где-то там, на задворках Космоса, есть маленькая холодная планета, влекущая свой смертный неправильный путь. Не было времени позвонить тебе, не было сил хоть чуть-чуть исправить орбиту, не было надежды на понимание.

Ты никогда ничего не просил, тебя как бы не существовало в моей жизни, но вот тебя не стало – и я вдруг ощутил пустоту на том месте, где был ты. Далеко-далеко, не разглядеть глазом, не достигнуть в любительский телескоп.

Говорят, тебя вычислили, а потом открыли. Теперь эти же люди закрыли тебя, спохватившись. Но ты все-таки сиял в далеком пространстве целых семьдесят лет, пока мы тут жили и свершали свои революции. Прошу тебя, не обижайся. Мы еще много раз пересмотрим все правила и вычисления, перепишем анналы и, как знать, может быть, примем тебя обратно в свой смертный круг.

Хотя тебе это не нужно.

А пока лети там, свободный, не зная правил и планетных свойств, ведь от тебя не убавилось ничего, что делает тебя частью Вселенной.

Наконец выпустили «Лестницу» на DVD в серии «Отечественное кино XX века». Лицензия.

Не прошло и 20 лет. По крайней мере, можно вспомнить молодых Олега Меньшикова, Елену Яковлеву и Леонида Куравлева, которые там играют.

Всё чаще замечаю, что очень молодые люди, преступно молодые люди, с некоторой даже гордостью говорят о своей мизантропии. Дескать, как заебало их человечество. Милые мои, другого человечества не будет. Надо научиться жить с тем, что есть. Ведь мизантропия – это та же самая ксенофобия, только в качестве одной, титульной народности, выступаешь ты, мой ненаглядный, а в качестве другой, низшей и презираемой, – все остальные.

Мы должны научиться гасить раздрай в своём сердце, мы должны быть терпимее и помнить, что никто не царь земной, никто не Бог на небе. Мы все грешные и земные, но мы – люди, то есть пока еще люди. Но с каждым днем всё меньше заслуживаем этого звания.

Простите, если кого обидел, как говорит мой коллега.

В порядке культурного шефства над младшей дочерью и с целью стирания белых пятен образования посетил Мариинский театр и прослушал оперу «Евгений Онегин». Естественно, впервые.

Отрадно, что неизвестных мне слов и мелодий не услышал. Любви все возрасты и паду ли я. Но вот с сюжетом наконец удалось разобраться. Он крайне неприхотлив. Вот послушайте.

Значит, там живут две прекрасные девушки, одна хочет замуж, а другая читает книжки. Зовут их Ольга и Татьяна. Девушки богатые, крестьяне носят им ягоды и фрукты. Крестьяне не пьют, а поют.

Внезапно появляются двое молодых людей. Это Ленский и Онегин. Онегин зачем-то стал рассказывать Татьяне про дядю, который занемог не на шутку, а Ленский признался Ольге в любви, но руку не предложил. Только сердце, что сказалось на сюжете самым решительным образом.

Татьяне же запала на Онегина сразу, как всякая книжная девушка, и принялась ночью сочинять ему письмо. И параллельно стала немыслимо страдать, как всякая не только книжная, но еще и русская девушка. Толком не поговорив с парнем, между прочим. Призналась ему в любви, короче, и решила, что он ее теперь будет презирать.

Дальше приходит Онегин, держит в руках письмо, как сочинение на тему «Как я провел лето». И начинает ей выговаривать. То есть по форме наговаривает на себя, дескать, он не создан для блаженства. А для чего создан? Это, кстати, так и не выясняется до конца оперы. Но по сути врет. Испугался признаний девушки, к серьезным чувствам не готов, а легкого романа здесь не получится, это видно невооруженным глазом.

Короче, сильно ее ранит и морально уничтожает. Отдает письмо.

Слушайте дальше. Буквально через несколько дней у Татьяны ДР. Сельский бал. Онегин приходит и (sic!) начинает зачем-то флиртовать с Ольгой. То есть это громко сказано. Приглашает танцевать. Ленский в трансе, переживает. Татьяна вообще в ауте.

А Ольга-то, понятно, хотела показать Ленскому, что не надо медлить. Хочет замуж, что с нее взять. Из-за этого и сыр-бор.

На фига это Онегину было нужно? А чтоб еще раз показать Татьяне, что он вот такой вертопрах и любить его не надо. То есть намерения самые благородные. У мужиков это всегда так. Намерения благородные, а выходит полная лажа. И тут еще этот дурак Ленский. Завелся, требует сатисфакции. В чем сатисфакции? Смешно.

Схватились за грудки, назначили дуэль. На следующий день этот его убил. Тот много пел перед смертью Но смерть глупая. Помириться можно было в два счета и выпить.

По-хорошему Онегина нужно было судить за убийство, и он слинял за границу. Дальше совершенно неопределенный провал во времени. Вдруг опять Онегин появляется. Ему скучно. Он попадает на бал. Ну куда же еще? Там других занятий не было. И тут видит Татьяну под ручку с генералом. Ему вмиг становится весело и даже более того. Влюбился наконец. И кто в это поверит? А потому что такие мужики, как Онегин, они за замужними бабами охотятся, оно безопасней. И жениться не надо.

Но тут обломилось. Татьяна все же до конца остается книжной русской барышней с идеями. Другому отдана – и баста. За это ее по-человечески уважаешь. А Онегин… Нет, не мужик. Нет. И не сюжет по большому счету.

Я веду свой репортаж из палаты № 14 Второй терапии больницы им. Эрисмана, куда попал два дня назад по «Скорой», и, провалявшись эти два дня в реанимации под капельницами и уколами, переведен в улучшенную палату на двоих, за которую придется платить.