Варвара Головина - В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых

Да, пелены спадали с глаз одна за другой, и нетрудно было предвидеть, что все это предвещало. Однажды, перед самой смертью Государыни, я сказала одной из приятельниц:

— Храни Господь нашу Государыню, потому что, как только ей закроют глаза. Государь женится на княжне Долгорукой.

Приятельница с возмущением отвергла подобное предположение, исходившее, по ее словам, от моего беспокойного характера, склонного к преувеличениям. Однако в этом предположении не было ни преувеличения, ни пророческого предвидения. Это было просто следствие моего очень хорошего знания натуры Государя и новых теорий, усвоенных им со времени связи с княжной Долгорукой. Прежде чем испытать эти теории на себе, он поощрял их применение другими. Часто я слышала его похвалы в адрес лиц, которые того совершенно не заслуживали, единственно потому, что с ними случилось то, чему пристало бы название восстановление. Под влиянием того же принципа он стал невероятно терпим к восстановленным дамам, которые прежде не могли и мечтать попасть ко двору, а теперь проникали сюда с необыкновенной легкостью. Это происходило особенно часто в отсутствие Государыни, которая по возвращении была вынуждена их терпеть. Нет нужды говорить, какая распущенность возникла в обществе. Увеличивалось число разводов, внебрачные дети становились законными, почти беспрепятственно можно было жениться на жене соседа, купив за взятку решение Консистории. В кругах, самых близких к трону, часто возникали шумные скандалы. Я могла бы назвать изрядное количество высокопоставленных особ, даже русских послов, аккредитованных в других странах, позволявших себе подобные выходки и нимало не потерявших монаршей милости.

Однажды вечером я сидела за чайным столиком возле Государя, и он принялся мне рассказывать об одной такой постыдной свадьбе, бывшей у всех на устах. Я выразила глубокое негодование по этому поводу.

— Что поделаешь, — сказал он, совершенно невозмутимо пожимая плечами, — такое нынче время.

Я взглянула на него, онемев от изумления. Подобные слова из уст самодержца всея Руси были по меньшей мере поразительны. Когда Государь уселся за ломберный столик, а я за столик Государыни с чтением в руках, я не могла удержаться и вернулась к предмету, от которого у меня кипела кровь в жилах.

Я даже позволила себе обратиться к Государыне в следующих выражениях:

— Знаете, сударыня, в этом отчасти вы сами виноваты. Вы говорите, что Государь не вмешивается в действия Синода, но есть другой способ, еще более успешный, для того, чтобы положить конец подобным нарушениям. Вы не можете помешать послу жениться на супруге его секретаря или генералу на жене своего адъютанта, но вам отнюдь не возбраняется сместить посла и генерала с их должности и объявить, чтобы ни они, ни их жены не появлялись вам на глаза. Я знаю свет, сударыня, и уверяю вас, что это самое верное средство и оно заставит каждого дважды подумать, прежде чем броситься в авантюру незаконной связи.

Государыня согласилась со мной, я это видела, потому что она глубоко вздохнула и промолчала. Я не сомневаюсь в верном направлении ее мыслей, но, к сожалению, власть была не в ее руках, а в руках тех, кто был непростительно распущен.

Еще задолго до того, как стали ходить настойчивые слухи о предполагаемой женитьбе Государя, я была уверена, что она уже состоялась. Мне никто не говорил этого, и, однако, я была уверена, основывая свои подозрения на бесчисленных угрожающих признаках. Мое превосходное знание помещений дворца способствовало этому. Походная церковь, о которой я упоминала выше, должна была быть свернута спустя шесть недель после смерти Государыни. Она была недалеко от покоев Государя, хотя он жил в первом этаже. Он мог проходить в нее по внутренней лестнице, не рискуя привлечь внимание обитателей дворца. Ни одно место не могло быть столь благоприятным для сохранения тайны такого рода, и навязчивая мысль, что брачная церемония свершилась именно здесь, врезалась мне в мозг так четко, что я сама этому удивлялась. Я ничего никому не сказала, но через два дня, проходя по залам дворца в покои больных Великих князей, я спросила у дежурного лакея, убрана ли церковь.

— Нет еще, — был ответ.

Этот же вопрос я задала через день и получила утвердительный ответ. Иконостас и образа были унесены накануне! Я приняла это к сведению. Убеждение мое осталось неизменным, и с тяжелым сердцем, безутешная, я отправилась к моим друзьям Перовским, от которых я ничего не скрывала. Между прочим, они сами, будучи глубоко преданы Царской семье, с ужасом смотрели на ожидавшее нас будущее.

— Что ж, дорогие друзья, — начала я, — вы можете верить или нет тому, что я скажу, но я — увы — убеждена, что событие, которого мы опасаемся более всего на свете, в эту минуту уже бесповоротно свершившийся факт. Государь венчался третьего дня в походной церкви.

И опять мне никто не поверил, я никогда не забуду, какая буря возмущения, сомнений, вопросов поднялась вокруг меня. Удивлялись, что я сообщаю такую чрезвычайную новость без всяких на то доказательств.

— Что касается доказательств, — возразила я, — разумеется, у меня их нет, но вы увидите, что я не ошибаюсь, дай Бог, чтобы я оказалась не права.

В течение двух последующих дней ничего не сдвинулось, ничего не обнаружилось. Вечера с карточной игрой продолжались, как обычно, внешне не произошло никаких перемен. Но Вердер, обладающий великолепной способностью незаметно наблюдать, спросил меня однажды: не заметила ли я новое кольцо на пальце Государя, возможно, обручальное?!

— Нет, — ответила я, — не заметила да и не пыталась замечать.

Правда, возможностей для этого у меня было достаточно. Будучи единственной дамой на этих вечерах, я иногда играла партию в вист с Государем, к тому же ежедневно я сидела рядом с ним за чайным столом. Я даже не пыталась бросить нескромный взгляд на его руку. К чему мне доказывать то, в чем я не сомневалась? Женитьба Государя недолго держалась в тайне. Молва, взявшаяся неизвестно откуда, распространилась так быстро, что мы решили, что ее раскрыли намеренно. Граф А. В. Адлерберг. Дабы публика привыкала к свершившемуся. Но верной информации не было, каждый выдумывал свою версию о месте, участниках и обстоятельствах этого значительного события. Прежде чем изложить действительные подробности, которые я узнала непосредственно от графа Александра Адлерберга, остановлюсь немного на его личности. Искренняя и длительная дружба, связывавшая меня с ним, не имеет никакого влияния на то, о чем я собираюсь рассказать, потому что людей рекомендуют отнюдь не наши симпатии или антипатии. Чтобы верно охарактеризовать человека, требуется много других качеств, и прежде всего желание оставаться правдивым. Я прожила слишком долго, чтобы не понимать, что суждения вообще текучи, как волны. Как бы малозначителен ни был человек, раскрывающий перед посторонними свое святая святых, в него стоит проникнуть, чтобы иметь обстоятельное представление.