Игорь Дедков - Дневник 1953-1994 (журнальный вариант)

Апрель сместился в март, и первые пятнадцать дней вполне можно было спутать. Сейчас похолодало, и ехать мне никуда не хочется.

4 апреля.

Опять уезжал — на день рождения мамы, и вчера вернулся автобусом. Окончательно решилось насчет Индии. Если верить Мариам Львовне Салганик, консультанту иностранной комиссии (по Индии), то повинно в случившейся неразберихе с нашим приглашением советское посольство в Дели. Теперь поедем поздней осенью, если все будет хорошо. Сейчас ехать поздновато: там жарко, и всякое промедление сулит еще большую жару. В сущности, я рад, что так случилось: на душе стало много легче, и снова есть возможность нормально работать. Индийский гость лучше татарина.

Теперь буду заниматься Виталием Семиным.

В рецензии на спектакль в театре Марка Захарова «Диктатура совести» (автор пьесы Михаил Шатров) Свободин в «Литгазете» пишет о том, что «наше общество переживает будоражащее время перемен» (2 апреля). Об этом же самом пишут и говорят (по телевидению) без конца; восхищаться начали делегаты съезда еще в дни заседаний. Не терпелось и не терпится назвать, какое замечательное время настало. Так бывает и в плохой литературе: автор без конца поясняет, что герой что-то сказал «с любовью», «искренне», «с глубоким чувством» и тому подобное. Автор не верит, что мы сами без его помощи почувствуем эту искренность и любовь. Говорим ли мы в юности, как хороша наша юность, или в молодости — как она прекрасна? Когда спешат назвать, то это знак неблагополучия. В 56 — 62-м годах были ли в ходу подобные восторги? Чуть позднее стали говорить о «великом десятилетии», но до этого — самовосхищения, по-моему, не было. В одном случае — плохая литература, в другом — плохая история и плохая политика. Когда живут в полную силу, то не спешат определять свое время и свои дела. То есть — не до этого. Достаточно самого факта такой, а не иной жизни. В литературе достаточно изображения истинно художественного.

Необычна речь Родиона Щедрина на съезде композиторов: критика комсомольского начальства, заместителя министра культуры, но главное — помпезных многолюдных торжественных концертов.

Звонила московский корреспондент болгарской газеты «Народна культура», предлагая принять участие в «круглом столе» литературных критиков, посвященном «Пожару» Распутина, «Печальному детективу» Астафьева и «Фуку» Евтушенко. Я отказался, тем более что заседание назначено на 10 апреля.

Получил книгу от Крутиковой-Абрамовой [286] Абрамов Федор. Чем живем-кормимся. Очерки. Статьи. Воспоминания. Литературные портреты. Заметки. Размышления. Беседы. Интервью. Составитель Л. В. Крутикова. Л., 1986. . Астафьев прислал «Записки» Басаргина [287] Басаргин Н. В. Воспоминания, рассказы, статьи. Восточно-Сибирское издательство, 1986. .

Статья о Бондареве перемещена под давлением внередакционных кругов на август. Лишь бы прошла — подождем!

Наткнулся у Хлебникова на прекрасные строки: «А пока, матери, Уносите своих детей, Если покажется где-нибудь государство. Юноши, скачите и прячьтесь в пещеры И в глубь моря, Если увидите где-нибудь государство» («Воззвание председателей земного шара»).

Сколько же человек бывает свободным? Девять месяцев в чреве матери? Наше государство амбициозно и вездесуще; ему хочется присутствовать в жизни человека как можно больше и неотвратимее, чтобы человек не переставал ощущать, как государство двумя железными пальцами держит его за голову, поворачивая туда-сюда. Отпускает под старость, когда человек сам автоматически повторяет все заученные маневры, твердит все те же правила.

В «Памятниках отечества» (1985, № 2) прочел маленькую статью Распутина о «Слове». Думаю, что Распутин увлекается, преувеличивая роль «Слова». В таком же духе преувеличивают роль Пушкина, не зная, какие бы еще слова произнесть в его честь. Нашу «национальную духовность» Распутин возводит к «Слову», Пушкину и Достоевскому. Толстому места не находится. И все это на удивление произносится жестко. Национализм — как умственная болезнь, патриотизм — один из симптомов. И отчего это многие наши писатели ударились в риторику и все ищут и ищут, на что бы растратить побольше прекраснодушных слов?

Лев Толстой для них слишком свободный художник и мыслитель.

11.5.86.

Струение воздуха (над землей, когда безветрие и жарко). Струение человека.

Помаши-ка ладонью.

Кто-то помашет ладонью.

Хотел написать, что можно жить на три (пять и т. д.) счета, но подумал, что это грамматически неправильно. Правильно: какое-нибудь гимнастическое упражнение сделать на три счета: раз, два, три. Я же хотел о другом: прихожу в контору и живу по закону конторы (один счет). Но в пределах той же конторы продолжаю жить согласно своей человеческой сущности — иногда по крайней мере (другой счет). И опять же, в тех же служебных границах вспоминаю о своей партийной принадлежности, вернее, о внешних признаках принадлежности и — при надобности — демонстрирую их (третий счет).

Тут пробивается схематизм; к тому же про это же могут сказать, что проще называть такое — ролями. Одна, другая, третья, и — вперебивку, разом, в смеси. И эти три и еще сколько угодно ролей — бывает же, попадаются великие лицедеи на безвестных подмостках. Но я — не про актерские способности — про три (и тридцать три) счета в противоположность одному.

Подразумевая под ним — одним — «правильный» счет. Следование ему — оставим пока в стороне саму проблему «правильности» — опирается — должно же на что-то опираться, не иначе, — на неосознанную надежду на какую-то поддержку, — что воздастся где-то в конечном итоге жизни или (за ее пределами?).

В Афганистане Министерство государственной информации = Министерству государственной безопасности.

Как совместить: профессор Минин, руководитель Московского камерного хора, много и красиво говорил по ТВ о музыке, о народных ее истоках, о памяти на прошлое и тому подобном, — и в том же контексте об Александре Матросове как о доказательстве живучести русской души.

Магазин под горой, на волжском откосе: «Мертвые — живым» [288] В Костроме, в торговых рядах, был специальный продуктовый магазин, который обслуживал поминки, что и послужило поводом для горькой шутки. .

14 мая.

Я спрашиваю, какое число, а мне хором отвечают: пора бы знать. Сегодня нашему Володе 26 лет, он в командировке в Даугавпилсе. Я отвечаю, что я чту цифру двадцать семь, а двадцать шесть — тусклое, промежуточное число, хотя какой-то час назад я чуть было не расстроился, припомнив, как давно это было и сколько нам самим было тогда лет. Ничего не поделаешь, хоть залейся слезами. Когда поднимаешься, вернее, лезешь по лестнице — какой-нибудь пожарной, — то нельзя смотреть вниз, нужно только вперед и вверх. В какую-то пору, вероятно, есть смысл отводить глаза от прошлого и смотреть вперед, в будущее, хотя там остается все меньше. Нет, это неверно, я думал об этом иначе: думай о той работе, что делаешь, — и печаль отвяжется. Да, да, всего-навсего — об очередной своей статье и еще о той, что будет после, — и этого достаточно... Но, говоря о сосредоточенности на работе, я имел в виду спасение от иных мыслей и от лицезрения бездны.