Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

30-го августа устроили мы прощальный пикник в Перкальской долине у подножия Машука, погода была чудная, были княжны Аргутинские, Брензин, офицер Нижегородского полка, и я. Аргутинские взяли с собою вино, Брензин фрукты, я – чай, сахар и посуду. Очень хорошо провели время, вернулись уже, когда стемнело, при луне, поспели к иллюминации, которая была по случаю тезоименитства государя.

От Юсупова я получил очень милое письмо, что Кореиз меня ждет, что все устроено для меня, и морские ванны могу брать у них, в Ялту для этого не надо будет ездить. Я и решил ехать прямо к ним, воспользоваться их милым приглашением.

4-го сентября я сделал все прощальные визиты, был у доктора Бертенсона, благодарил его за все его любезности.

5-го сентября я покинул Пятигорск. Накануне этого дня приехал ко мне Шлиттер, мой товарищ по полку и большой друг, очень я обрадовался его приезду, он привез мне много вестей, рассказывал про полк, про Ильинское. Я привез его в казенную гостиницу, где мы сели ужинать. Там встретили мы генерала Тутолмина, друга моего отца, который в то время командовал Терской дивизией [338]на Кавказе. Он очень удивился мне, узнав кто я. Когда я ему кланялся и он здоровался со мной, то принимал меня за Кнорринга, офицера Кавалергардского полка. Он выразил сожаление, что так поздно узнал, кто я именно, а то бы давно был у меня.

И действительно, на другой день, еще не было 9-ти часов утра, как он пришел ко мне. Когда ушел Тутолмин, мы поехали со Шлиттером в собор, а оттуда в ванны, где я взял последнюю ванну в 23º, затем напились кофе и поехали на вокзал. Там нас ожидали княжны Аргутинские и князь Лобанов – очень я был рад повидать их еще раз. После взаимных приветствий и пожеланий сели в вагон и двинулись в путь. На Минеральных водах я расстался со своим слугой Расташинским, которого отпустил в Тамбовскую губернию к родителям. Вдвоем со Шлиттером, болтая всю дорогу, мы незаметно доехали до Владикавказа.

На станции меня встретил мой двоюродный брат Грессер, который захватил все мои вещи, а я со Шлиттером поехал в Европейскую гостиницу, пообедал с ним и проводил его, он поехал на почтовых по Военно-Грузинской дороге в Тифлис к своим родным, а я к своим родным Грессерам. Застал всю семью в сборе. Страшно был рад их повидать. Семья Грессеров состояла в то время из отца, матери и трех дочерей, тогда еще они не были замужем. Две из них, Верочка и Ольга, при мне поехали на вечер к Кохановым – наказному атаману Терского казачьего войска, третья – Маша – была простужена и осталась дома.

Меня чудно устроили в отдельной, просторной комнате, все до мелочей было предусмотрено, я прямо был умилен и растроган. Отлично провел я 5 дней в тесном семейном кругу этой милой уютной семьи.

9-го числа они повезли меня по Военно-Грузинской дороге до Казбека, поехали мой двоюродный брат, две дочери, Ольга и Вера, и я в коляске; выехали в 8 часов утра, был чудный день, но прохладный. Эта поездка произвела на меня впечатление на всю жизнь. Я так был потрясен величием природы, грандиозностью ее, что был совершенно подавлен, и, проезжая впоследствии много раз по этой дороге, я каждый раз вспоминал и переживал это впечатление, которое произвела на меня дорога, когда я проезжал по ней первый раз.

Я вспоминаю и сейчас, с какой жадностью я вглядывался и в скалы, и в ущелья, и на ревущий Терек, как все это было для меня ново, могуче, необыкновенно. Сначала 8 верст мы ехали по совершенно ровной дороге, ничего особенного собой не представлявшей, на 8-й версте въехали в ущелье, по которому, с шумом пробираясь меж камней, бежал Терек. С этого места горы становятся все выше и выше, дорога начинает также подыматься над Тереком все выше. На 12-й версте станция Балта, здесь мы переменили лошадей, запрягли четверку, так как от Балты шел уже крутой подъем, а до Балты ехали парой. От Балты до Ларса 17 верст дорога идет сначала высоко над Тереком, а затем постепенно снижается, а Терек течет по более высокому руслу и у Ларса течет на уровне дороги. Здесь уже с ревом ударяется о большие камни, попадающиеся ему на пути, брызги так и летят; мы уселись в ожидании перекладки лошадей у самого берега и с замиранием сердца глядели на этот ревущий Терек. От Ларса до Казбека 16 верст крутого подъема, дорога вырублена в скале, справа отвесная стена, слева на огромной глубине грохочущий Терек. Дарьяльское ущелье, которое приходится проезжать между Ларсом и Казбеком, представляет собою мрачную, но величественную по своей красоте картину.

Страшно подумать, каких усилий стоило прорубить здесь в скалах такую дорогу. В час дня мы были уже на станции Казбек. Прямо перед станцией громадная гора, покрытая вечным снегом, высоко поднимается над остальными горами. В ту минуту, когда мы подъехали, снеговая вершина Казбека была ярко освещена солнцем, ни одного облачка кругом не было, она казалась совсем близко. Удивительно было красиво. Мы прошлись по аулам, меня поразила беднота, царившая в незатейливых саклях, сложенных из камней. Было 9 сентября, а на полях только начинали убирать хлеб.

Позавтракав, двинулись в обратный путь; приехали во Владикавказ уже к вечеру. 11-го надо было пуститься в дальнейший путь, очень мне было жаль расставаться с дорогой семьей Грессеров. Так уютно было у них эти 6 дней. До Новороссийска я доехал довольно хорошо, но было очень холодно, и я сильно мерз после Пятигорской жары. В Новороссийск приехал в 11 часов утра; при въезде в город открылся чудный вид на Черное море. На пароход получил последнее место, все было занято. Место оказалось в пятиместной каюте, теснота и духота ужасные. Помылся, закусил и пошел гулять по палубе, осмотрел пароход и пришел в ужас – на пароходе ехало 36 семейств с детьми. С одной стороны моей койки 6 детей, с другой – 8, и все они орали на разные лады. Хотел прилечь спать – невозможно, вышел опять на палубу, море было чудное, гладкое, голубое. В 4.30 раздался звонок к обеду. Около 100 пассажиров 1-го класса уселись в столовой. Обед был прекрасный, я сидел между двух генералов, один из них успел уже за закуской выпить много водки, так что за обедом был чересчур весел и, продолжая пить, пил за здоровье всех людей на земном шаре. Другой жаловался, что из-за крика детей не мог спать. Недалеко от нас сидел капитан парохода Никонов.

Уже в середине обеда я заметил качание лампы и почувствовал, что на душе становится нехорошо. Но я пересиливал себя и хотел дотянуть до конца обеда, стараясь не смотреть на лампу. К пирожному уже половины пассажиров не было, я крепился и выдержал до кофе, хотя, сидевшая против меня задорная американка все меня спрашивала, почему я так молчалив, почему я так побледнел и т. д. Ужасно она меня раздражала. Выпив кофе, я вышел на палубу, качка была уже порядочная. Вдруг ко мне подходит капитан парохода, любезно знакомится со мной и предлагает мне чудную отдельную каюту. Я, конечно, с восторгом принимаю предложение. Капитан приказывает перенести мои вещи, и мне отводят наверху на палубе чудную каюту – кровать, диван, письменный стол, шкаф. Как только перенесли мои вещи, я почувствовал, что держаться больше не могу, подошел к борту парохода и, держась за канаты, изрядно накормил дельфинов. Шатаясь, я добрел до своей каюты, разделся и лег, пролежав до 6 часов утра, до самой Ялты.