Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

В Москве я успел перевидать почти всех знакомых. Был у Евреиновых, моих друзей; они вернулись из Парижа и привезли мне по моему поручению дюжину чудных носовых платков от Дусе, с моим вензелем, за 12 рублей 88 копеек – поразительно дешево. Был я у Михалковых и Банковских, 21-го был день рождения маленького Володи Михалкова и у них был шоколад по этому случаю, обедал же я у Вельяминовых.

23-го мы с Гадоном обедали у Шуваловых, очень было симпатично. На другой день ездили встречать великого князя Павла Александровича, вечером была елка, но мне не суждено было быть на ней. Произошло ужасное событие, от которого я долго не мог прийти в себя. Моя племянница Рашет, о которой я упоминал уже в моих воспоминаниях и которую мне удалось устроить в консерваторию и поселить в общежитии, совершенно неожиданно для меня застрелилась во дворе своего общежития. Мне об этом сказала по телефону м-me Малевинская, попечительница общежития. Бедная девушка, мне так стало жаль ее, как раз перед тем я был у нее, не застал, затем на другой день получил от нее записку, что жалеет, что я ее не застал, и просила назначить час, когда бы она могла приехать ко мне. Так как я был в Нескучном, то я не решился ее туда звать, в такую даль, а поехал к ней в 3 часа дня, опять не застал, а в 5 1/2 часов она, несчастная, застрелилась.

Я просил m-me Малевинскую отвезти ее тело в приемный покой Тверской части и поехал сам туда. Бедняжка лежала на кровати там с раной на виске. M-me Малевинская была так добра, приехала с горничной, привезла белье, платье, они омыли ее, одели и положили на стол. Я просил пристава одну комнату в приемном покое очистить и оставить для нее, затем пришлось выполнить все формальности, протоколы и т. д. Все это было сделано в течении двух часов, надо было еще найти товарища прокурора, чтобы прекратить дело, а тут праздники.

Наконец удалось найти его, он уже ложился спать, но любезно встал и написал о прекращении дела. Затем заехал к обер-полицеймейстеру попросить оставить до похорон в приемном покое. Там пристав очень любезно все устроил. Вынесли койки, уставили все елками, вышло хорошо. Пристав взял все на себя, заказал гроб, катафалк.

В Нескучное, после всех этих хлопот, вернулся в первом часу ночи, и поспел к самому концу чая. Великая княгиня была трогательна, сказала, что горюет вместе со мной. Великий князь подарил мне свой бронзовый бюст, великая княгиня серебряную чернильницу, серебряный старинный стакан, куп-папье [349]с гранильной фабрики, картину «Маркизу» [350]и рамку.

На другой день утром была обычная торжественная обедня в храме Спасителя, после чего завтрак в Нескучном. Сейчас же после завтрака я поехал в приемный покой на панихиду. Она уже лежала, бедняжка, в белом глазетовом гробу, окруженная цветами. От консерватории прислали чудный венок с надписью: «от любящих подруг». Никто из священников не хотел служить панихиду в день Рождества, поэтому служило духовенство генерал-губернаторского дома. На панихиде было несколько учениц консерватории и ее двоюродный брат Грессер, который мне помогал в хлопотах. После панихиды стали читать псалтырь две монашенки весь день и всю ночь.

Затем пошли опять затруднения с похоронами. Никто из священников не соглашался ставить гроб в церковь на 2-й день праздника. Наконец удалось уговорить, отпевали в церкви Косьмы и Дамиана. Грессер взял на себя хлопоты по кладбищу. 26-го отпевали, устроили могилу, огородили, все это в два дня.

28-го я получил депешу от ее матери, извещающей о приезде на другой день в 1 час дня. Я очень взволновался, как я объявлю ей, что скажу, в депеше, которую я ей посылал, я написал, что ее дочь опасно заболела, просил приехать.

Утром 29-го я поехал на кладбище, чтобы прибрать, устроить могилу как следует, покрыть ельником, чтобы впечатление было не такое тяжелое. Усадив в карету жену моего двоюродного брата, я понемногу стал ей рассказывать о дочери, она подозревала, что что-то неладное случилось с дочерью, и потому мой рассказ не был для нее совсем неожиданным. Ее страшно огорчило, что она уже похоронена. Приехав в гостиницу «Лувр», где я ей взял комнату, рядом с генерал-губернаторским домом, она немного пришла в себя, и мы поехали на кладбище. Бедная мать, до чего мне было жаль ее, она упала на могилу и долго, долго рыдала, затем обняла меня и стала благодарить, что мне было еще тяжелее. С кладбища мы заехали позавтракать, я заставил ее съесть что-нибудь.

Около 6 часов мы расстались, она поехала в моей карете к нашим общим родным Карповым, куда и перебралась жить. На другой день я был у нее.

31-го служили панихиду в церкви Косьмы и Дамиана и ездили на кладбище.

Так грустно кончился 1894 год.

Вечером встречали следующий, как всегда, за молитвой в церкви Нескучного дворца.

1-го января, как всегда, была обедня в генерал-губернаторском доме, затем завтрак и общий прием по случаю Нового года. По окончании приема я поехал к моим родственникам Карповым, чтобы проститься с бедной Е. Б. Рашет, женой моего двоюродного брата. Она только что вернулась от m-me Малевинской, которая была очень мила с ней, они вместе поплакали и вспоминали ее бедную дочку. Вечером она уехала из Москвы в Нижний, чтобы повидать другую свою дочь – Женю, воспитывавшуюся там в институте. От Карповых я заехал за Гадоном, и мы вместе сделали несколько визитов. 2-го января утром я, по поручению великого князя, был у старика Грудева, которому было в то время 107 лет. Бедный старик захворал и слег в постель и не был поэтому у обедни в генерал-губернаторском доме 1-го января.

Великого князя это обеспокоило, и он приказал мне справиться о причине. Я застал его в постели, старик был очень тронут вниманием великого князя, благодарил и поручил мне передать его высочеству, что он надеется выйти и тогда лично его поблагодарит за заботу. Следующие два дня пришлось просидеть у себя и никуда не выходить из-за ячменя; у меня страшно опухло веко, так что глаз совсем закрылся. Только к 6-му он у меня прорвался, но я все же не ездил на Крещенский парад, чтобы не застудить его. Но вечером я поехал все же с их высочествами обедать к Олсуфьевым. Накануне 6-го, как всегда, гадали, но из гостей никого не было по случаю траура.

Днем ко мне заезжала Е. Б. Рашет, вернувшаяся из Нижнего, она очень осталась довольна свиданием со своей дочерью Женей, которую она нашла хорошего вида, которая хорошо училась и была на очень хорошем счету. Она не решилась ей сказать о смерти ее сестры и сказала только, что ее сестра очень опасно больна. Она просила меня написать моей сестре, чтобы та написала Жене всю правду.

8-го числа в Москву приехал мой брат из Твери, и в тот же день с юга, из Харькова, его жена и сын. Я поехал из Нескучного в город, чтобы их встретить и устроить у себя в генерал-губернаторском доме. Они прожили у меня три дня, очень было мне это приятно. Для моего маленького племянника Колика я пригласил доктора Зеренина, который нашел, что ребенок золотушный в средней степени, легкие хорошие, ростом выглядит гораздо старше своих лет, зубы прекрасные, развит чересчур. Прописал пить больше молока, меньше мучного и кислого, гулять не менее 3 раз в день, при морозах не более 8º и обливаться водой 18º температуры.