Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

9-го после панихиды положили тело в гроб, она лежала такая красивая, в белом венчальном платье, вся в цветах. Лицо как у живой и с прелестной улыбкой. Девочку назвали Ольгой, бедняжка голодала 4 дня, пока не приехала кормилица. Соседями у Грессеров были Голицыны, так называемые Симские, очень милые люди, они проявили столько доброты и участия к бедному моему племяннику, что даже княгиня Голицына, у которой перед тем у самой недавно родился ребенок, приехала предложить покормить бедную сиротку девочку. Это было так трогательно и столь необычно любезно, что молодой вдовец не мог удержать слез благодарности.

10-го февраля молодую покойницу отпевали и хоронили. От дома до церкви в Симе 3 версты, гроб везли на розвальнях, погода была теплая, почти таяло. Встречные крестьяне останавливали розвальни и просили служить литию, так что эти 3 версты ехали почти полтора часа. После отпевания гроб поставили в холодную церковь, чтобы опустить в землю на 9-й день, когда надеялись, что успеют соорудить склеп.

Удивительная роковая случайность произошла в связи со смертью молодой Грессер. Брат ее, [414]любитель скакового спорта, имел прекрасных лошадей, которые содержались и воспитывались в этом же имении. Покойная очень близко принимала к сердцу все касавшееся конюшен ее брата, интересуясь всеми лошадьми. Среди них была одна замечательная чистокровная кобыла Бель-дам, которая должна была разрешиться в это же время. Покойная Грессер очень ею интересовалась и как-то раз сказала, что она загадывает – если Бель-дам разрешится благополучно, то у нее роды пройдут хорошо, если родится кобыла, у нее будет дочь. Все согласились с удовольствием, т. к. роды у лошадей очень редко бывают неблагополучны. Действительно, за три дня до родов покойной у Бель-дам родилась вполне благополучно кобыла. Она была в восторге и все время говорила: «вот и у меня, значит, все будет благополучно и родится девочка».

Когда девочка действительно родилась, она была в восторге, что ее загадка так верно оправдалась. В самый день похорон Бель-дам заболела, Чичерин очень встревожился, когда же мы вернулись из Симы после отпевания, Бель-дам уже не было в живых, она пала.

Это произвело на всех какое-то особенное впечатление. После похорон я вернулся в Москву 15 февраля. Вечера и балы были в полном разгаре, но все это веселье совсем не соответствовало моему настроению. Я переживал в это время большую личную душевную драму, [415]и мне были очень тяжелы все эти выезды, к счастью, у меня было много работы по переписи, которая хотя и была произведена, но наступила работа по поверке и подсчету, я был очень занят. Опека над Михалковыми, пока еще не официальная, тоже отнимала у меня порядочно времени, я начинал знакомиться с делами.

На масляной неделе в пятницу мне пришлось быть в храме Спасителя. По просьбе матери одного освобожденного из тюрьмы студента. Дело было в следующем: во время декабрьских студенческих беспорядков [416]было арестовано довольно много студентов. Мать одного из них пришла ко мне просить за сына. Я обещал ей навести справки и известить ее. В окружном отделении мне удалось узнать некоторые подробности, что было возможно – я сообщил матери, утешая ее, что за ее сыном особенно серьезного ничего нет. Затем я побывал и у Трепова, заинтересовав его этим делом. Мать завела со мной переписку, писала весьма экзальтированные письма, говорила, что только мои письма и строки ее утешают, помогают ей жить и т. д. В конце концов он просидел месяц, его освободили и даже вернули в университет.

Тогда мать написала мне, что просит очень исполнить ее заветное желание, чтобы я познакомился с ее сыном и непременно в храме Спасителя и благословил бы его перед иконой Спасителя. Конечно, я не мог отказать ей в этом и поехал в условленное время в храм Спасителя. Я ожидал встретить мальчика, каково же было мое удивление, когда я увидел перед собой молодого человека вдвое выше меня ростом, с густой окладистой бородой. Я был очень смущен, особенно когда он встал на колени, чтобы я его благословил. Только восторг, написанный на лице матери, меня немного примирил с этой необычной для меня ролью. Сынок оказался очень симпатичным, он немного был шокирован экзальтацией матери, стараясь ее сдерживать.

Вечером в пятницу я был на бенефисе кордебалета, приехал к третьему действию. В антракте пошел на сцену приветствовать бенефицианток. Было очень оживленно, выпил шампанского, чокался со всеми, все ко мне были очень милы. А. А. Бахрушин поднес кордебалету огромную корзину цветов, и на всех ветках и цветах висели золотые маленькие именные брелоки всему кордебалету. Очень мне эта идея понравилась.

23-го, в последний день масляной, в Нескучном был бал. К этому балу приехали великий князь Владимир Александрович с великой княгиней Марией Павловной. Бал был красивый, была масса цветов, лент, дамы получили по очень красивому порткарт, кавалеры по портсигару с надписью «Нескучное, 23-го февраля 1897 г.» Я дирижировал, по-видимому, хорошо, т. к. было очень оживленно. Окончился бал в первом часу ночи. Я вернулся в гененерал-губернаторский дом к себе верхом в одном сюртуке, было очень приятно освежиться после целого дня танцев и проехаться верхом, погода была чудная при 5º мороза. На другой день наступил пост, вечера и балы прекратились, можно было сосредоточиться, я был рад тишине, принялся говеть, причащался в субботу 1-го марта.

На другой день, 2-го числа, в «Эрмитаже» состоялся обед бывших пажей. Нас собралось 24 человека. Председателем был старейший по выпуску старший паж А. А. Пушкин – сын нашего поэта. Было очень симпатично, обед был скромный, вспоминали родной корпус, пели пажеские песни.

9 марта через Москву приезжали Голицыны – главноначальствующий Кавказа князь Григорий Сергеевич Голицын с женой рожденной гр. Орловой, бывшей замужем за гр. Мусиным-Пушкиным. Я был очень хорошо знаком с ней, когда она еще не была замужем за Голицыным, постоянно бывал у нее, был с нею очень дружен. Я и поехал их встретить, и в их вагоне переехал с ними с одного вокзала на другой. Сам Голицын был довольно обыкновенный человек, и его пребывание на Кавказе не особенно хорошее оставило впечатление. Она осталась такою же милой и любезной по отношению меня, какой была и до второго замужества. Я воспользовался моим свиданием с ними и передал записку князю по поводу аренды моему двоюродному брату Грессеру, [417]служившему на Кавказе. Он очень любезно обещал, и действительно все сделал.

13 марта в Ярославле скончалась мать моего друга и товарища по свите Корнилова, которого мы все страшно любили, это был человек редкой души. Поэтому и решил поехать на похороны, чтобы от лица всех нас, его друзей, выразить ему сочувствие. Великий князь очень одобрил мое намерение, поручив мне выразить и от его лица и великой княгини соболезнование осиротевшей семье и возложить от лица их венок на гроб почившей.