Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Тут же мне подали письмо моего товарища по полку Гольтгоера, который посылал мне образок моего родного полка с пожеланиями счастливого пути. Простившись с всеми приехавшими меня проводить, взволнованный, растроганный, я сел в вагон. Поезд тронулся, мне стало как-то жутко, одну минуту у меня мелькнула мысль – увижу ли я их всех опять. Но это было мгновение, я скоро ободрился и стал обдумывать план моих будущих действий в качестве уполномоченного, пока усталость не взяла свое, и я улегся и уснул. Почти всю дорогу до Киева я спал, т. к. последние две ночи в Москве я почти не ложился и был страшно уставши. В Киеве поезд стоял три часа, и я воспользовался ими, чтобы поехать в город. Прямо с вокзала я поехал в храм Св. Владимира – я ни одного храма не знаю, где бы меня охватывало такое возвышенное настроение, как этот собор.

Все эти чудные изображения Васнецова и Нестерова как-то приподнимаются, кажется, как будто это все живые лица, и так много они дарят сердцу. Делаешься как-то лучше, глядя на них. Из собора я поехал к памятнику императора Николая I, [421]который я еще не видел, и затем по магазинам – надо было купить разные хозяйственные вещи. Обедал в Гранд-отеле и к 7 часам был на вокзале. Как был хорош Киев в то время! Все было зелено, свежо, сирень в полном цвету и каштаны тоже. Только дубы были еще без листьев – даже в Одессе не было еще листьев на дубах, что казалось странным среди всех других зеленых деревьев.

По мере удаления на юг я наблюдал за переменой растительности. До Курска не было никакой перемены, а после Курска я увидел яблони в цвету. Подъезжая к Одессе, я был поражен длинным рядом хлебных амбаров, которые тянулись на несколько верст. На станции от лица отряда меня встретил студент Сабо, с которым я и поехал на пристань, где уже меня ожидал весь отряд в полном сборе. На пристани была такая масса народа, что я едва мог протолкаться, чтобы дойти до своего отряда. До отъезда парохода оставалось 1/2 часа, так что я успел еще послать депешу великому князю и сделать последние нужные распоряжения. Много возиться мне не пришлось, так как все было сделано главным врачом. Билеты были взяты, груз нагружен.

Отряд, во главе с главным врачом и старшей сестрой, встретил меня корректно, но среди этой корректности я почувствовал какую-то неприязнь. Впрочем, я и не ожидал другого, главный врач, который, с моим приездом лишался самостоятельного распоряжения отрядом, не мог, конечно, быть довольным, а старшая сестра, благоговевшая перед ним, была обижена за него.

Поздоровавшись со всеми, я пошел на пароход Русского пароходства и торговли «Королева Ольга», где меня встретил директор общества и капитан парохода. Скоро был подан сигнал к отходу парохода и мы, при громких кликах «ура» собравшейся на моле публики, отвалили от пристани. На пароходе отряд был отлично устроен, врачи и сестры поместились в каютах первого класса, мне отвели директорскую каюту со всеми удобствами на палубе.

От главного врача и старшей сестры я узнал, что в Одессе отряду была устроена торжественная встреча. Городской голова Маразли предоставил врачам прекрасные помещения в гостинице за счет города, сестер любезно приютила касперовская община [422]сестер милосердия. Всему отряду от города были предоставлены экипажи на весь день. Маразли – грек – положительно знал, чем угодить, он был уверен, что отряд едет в Грецию. В турецком консульстве были также любезны, но сдержанны, т. к. не думали, что мы едем подавать помощь их раненым. Кроме нас на пароходе были греки – добровольцы, а турки, вернее, татары, везли в Константинополь 300 лошадей для турецкой кавалерии. Кроме того, везли волов на остров Крит для русских войск, находившихся на этом острове в то время.

В каютах I класса, кроме чинов нашего отряда, ехала еще четверка пассажиров – жена английского посла в Афинах О. Н. Роджерсон с сыном, Философов из русского посольства в Афинах и два каких-то англичанина, из русских же ехал еще князь Трубецкой, младший брат московского губернского предводителя дворянства, получивший назначение в наше посольстве в Константинополе. О. Н. Роджерсон была родной сестрой княжны Лобановой, фрейлины великой княгини Елизаветы Федоровны, и я с ней был уже ранее знаком, так что очень обрадовался, увидев ее.

Пароходное общество было так любезно, что взяло с нас за билеты вместо 23 рублей – 14 рублей, а за весь груз в 400 пудов – всего 24 рубля.

Путешествие до Константинополя было совершено при чудной погоде, малейшей качке.

После завтрака я пригласил к себе главного врача И. П. Ланга, чтобы получить от него отчет выданным ему мною еще в Москве деньгам на расходы и проверить все списки вещей, взятых с собой, что я не успел сделать в Москве. Оказалось, что очень многих необходимых вещей не было, ни шатра, ни палаток, так что я весьма задумался – что мы будем делать, если придется расположиться под открытым небом. Кроме того, не было даже носилок, кухонной посуды, консервов и т. д.

Все это мне оставалось закупить в Константинополе, что меня весьма озаботило.

Просматривали списки врачей, я увидел, что среди врачей не было ни одного терапевта, а между тем у меня были сведения, что и в Турции, и на Крите свирепствовали тиф, оспа и скорбут. [423]

Весь день у меня ушел на составление книг для отчетов, проверки счетов, составления программы дальнейших моих действий. К счастью, погода благоприятствовала, и я мог спокойно заниматься, вечер был дивный, луна чудно освещала гладкую поверхность моря, красота была изумительная.

На другой день, в полдень, пароход плавно входил в дивный Босфор, а через два часа стал на якорь в Золотом Роге. К сожалению, погода испортилась еще в тот момент, когда мы подходили к Босфору, пошел дождь, так что я не мог оценить всю красоту как Босфора, так и Золотого Рога. Море было совсем темное, а не бирюзовое, каким оно бывает при хорошей погоде. Меня поразило огромное количество судов на рейде, я не мог понять, каким образом не происходит между ними столкновений, как они могут двигаться в такой тесноте, как от них увертываются маленькие лодочки, снующие буквально везде. Как только наш пароход стал на якорь в Золотом Роге, у нас началась страшная суматоха, десятки лодочек буквально стали окружать пароход, я с волнением следил за ними, как они ловко лавировали в узком пространстве. Вскоре пришел паровой катер с кавасом (курьер-переводчик, и в то же время сорт телохранителей из турок, существует при каждом посольстве) из английского посольства за О. Н. Роджерсон. Она уехала в город. А я все ждал, когда приедут за мной из нашего посольства и начинал уже беспокоиться. Князь Трубецкой, назначенный на службу в наше посольство в Константинополь, любезно предложил мне поехать с ним к нашему послу. Я уже был в статском и радостно воспользовался его приглашением, как только за ним приехал кавас. Послом нашим был А. И. Нелидов, высокой степени порядочный, благороднейший человек, пользовавшийся огромным уважением турецкого султана и его правительства, с ним очень считались.