Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Заявление

Имею честь заявить вашему превосходительству, что я прекращаю прием больных в амбулатории Иверской общины Красного Креста с 1-го января 1902-го года.

Доктор медицины И. Алексинский

28 декабря 1901 г.»

Привожу затем мою переписку с вышеназванными врачами – Юрасовским и Алексинским.

1). Мое письмо И. К. Юрасовскому:

«Милостивый государь Иван Константинович!

30 декабря 1901 г.

Я был крайне удивлен, прочтя вчера на заседании Ваше прошение к Елизавете Павловне Ивановой-Луцевиной, в котором Вы мотивируете Ваш уход из общины желанием Совета изменить коренным образом постановку медицинского дела в общине, о чем якобы было высказано в заседании Совета 28-го декабря. Мне кажется, что, вероятно, Вы не особенно внимательно относились к прениям членов Совета, т. к. ничего подобного высказано не было, о чем и могут засвидетельствовать все члены попечительного Совета.

Очень жаль, если Вы этим ввели в заблуждение всех врачей, принимавших в лечебнице, а не сказали действительной причины Вашего ухода, высказанной мне лично, когда я был у Вас в лечебнице, что Вы и большинство врачей лечебницы уйдут, если община не удержит врачей клиники. Меня тоже удивляет, если это верно, что Вы сообщили врачам лечебницы, что я будто бы предложил Вам объявить им, что община не задерживает желающих уйти, так как это было высказано лишь на тот случай, если бы нашлись врачи, сочувствующие стачке сестер милосердия, покинувших общину.

Примите уверение в моем совершенном почтении

В. Джунковский».

Ответ на мое письмо:

«Милостивый государь Владимир Федорович

Ваше письмо от 30 декабря возводит на меня слишком тяжкие обвинения, но я не могу согласиться, чтобы они были справедливы. Уверяю Вас, что я чрезвычайно был внимателен в заседании 26 декабря. По поводу изменения коренным образом постановки медицинского дела в общине в смысле уменьшения самостоятельности врачей заведующих, позвольте Вам напомнить весь разговор в заседании: На мое замечание, что Л. К. Пиварович оказала благотворное влияние на сестер, Елизавета Павловна сказала, что Л. К. распустила сестер и «кто знает», прибавила Елизавета Павловна, «взяла ли бы я ее обратно, если бы она пожелала вернуться». Затем Вы сказали: «Вообще врачи поставили медицинское дело так, что попечительница является как бы их помощницей в их учреждениях, что если она касается какого-либо их вопроса, то становится в неловкое положение, как будто вмешивается не в свое дело. Этот порядок коренным образом должен быть изменен». На это в заседании никто не возразил; я только спросил Вас: «Это касается и лечебницы». На что Вы ответили: «Вообще медицинского дела». Я же возразил, что за 5 лет не помню случая, когда бы Елизавета Павловна становилась в роль моей помощницы; Елизавета Павловна сказала: «нет, это относится к клинике». Вы согласитесь, Владимир Федорович, что этот разговор был в заседании, а он ясен.

Вспомните также, что на мои слова по поводу инструкции медицинского Совета, что ему предоставлено право предлагать новых заведующих, Елизавета Павловна ответила: «А теперь мы назначим». На что я ответил: «Я говорю не с целью протестовать, я только хотел напомнить, что такой параграф существует».

Для меня все это служит доказательством давно уже составившегося убеждения, что совет тяготится слишком большой самостоятельностью заведующих и положением их дела не вполне доволен. Ушел я из общины не потому, что община не удержала врачей клиники, как Вы высказываете в Вашем письме, я никогда никаких условий не ставил, а оттого, что тяжело стало работать, оттого что в общине в настоящее время торжествует режим, при котором медицинское учреждение идти правильно, по моему мнению, не может.

Товарищей я в заблуждение не вводил, да и вряд ли мог бы это сделать, если бы захотел. По поводу сообщения врачам, что община не задерживает желающих уйти, я передал им полный разговор по этому поводу в Совете: я передал им содержание записки Штурма, передал свой вопрос: «как понять это заявление в Совете: я передал Ваши слова на это подлинно. Вы же сказали: «Это не значит, что Вы должны приглашать врачей и говорить им: не хотите ли уходить, а значит, что если кто из врачей скажет, что он не доволен существующим порядком в общине и хочет уйти, таких не задерживать».

Вопроса о сочувствии к стачке сестер между врачами и не заходило, какое дело до сестер врачам, приезжавшим раз в неделю принять своих больных. Я же определенно сказал и Вам, и Елизавете Павловне, что не считаю себя вправе уходить из общины, потому что вышли из общины 3 сестры лечебницы. Грешно, Владимир Федорович, мой уход примыкать к стачке сестер, когда все в общине знают, что я не принимал в ней никакого участия. Я ушел из общины не в силу совета товарищей, а прежде всего заявил им, что я ухожу, а потом уже они просили меня передать их прошения.

Примите уверения в моем искреннем почтении

Ив. Юрасовский»

Письмо И. П. Алексинского на мое имя, вызванное моим письмом к Юрасовскому.

«Многоуважаемый Владимир Федорович!

5 января 1902 г.

Я пишу Вам потому, что прочел письмо Ваше к Ивану Константиновичу. Письмо это удивило и очень огорчило меня. Меня удивляет, почему люди иногда не хотят понять просто совершившегося события, стараются найти для объяснения его особенный причины, хотя они совершенно излишни, и меня огорчает то, что к числу таких заблуждающихся людей я должен причислить и Вас. Сомневаться в Вашей искренности я не могу. Вы обвиняете И. К. Юрасовского в том, что он неверным изложением происходившего на заседании совета общины ввел в заблуждение врачей лечебницы и таким образом действий способствовал присоединению врачей лечебницы к стачке сестер. Цель моего письма – не оправдание И. К. Юрасовского, т. к. несостоятельность взводимого на него обвинения очевидна, но я хочу изложить Вам свое личное отношение к этому делу, дабы Вы могли правильнее судить о том, что заставило меня и, вероятно, многих товарищей оставить лечебницу Иверской общины. Когда я узнал о том, что 12 сестер общины должны были уйти из нее из-за столкновения со старшей сестрой и о Вашем отношении к этому делу, я не хотел верить, до такой степени Ваш образ действий не гармонировал с тем представлением о Вашей личности, какое твердо составилось у меня. К сожалению, все грустные факты подтвердились; 12 сестер, между которыми много опытных, образцовых работниц, преданных своему делу (назову только Виноградову, Павлову, Ларченко, Ковалеву, Дементьеву, Журавлеву) удалены из общины из-за недоразумений со старшей сестрой, которая за свое кратковременное пребывание в общине не проявила ни любви к делу, ни его понимания. Я не могу входить в обсуждение провинностей сестер, но не могу видеть пользы для общины в удалении из нее хороших работниц и не могу видеть справедливости в жестоком поступке с ними. Сестры обратились к Вам с просьбой о посредничестве, вызванные на это обидным к ним отношением старшей сестры, обратились к Вам как человеку, которого привыкли уважать и в справедливость которого верили, Вы же взяли на себя, однако, тяжелую роль судьи и исполнителя приговора, не найдя нужным представить это дело на обсуждение совета общины, не переговорив с заведующим клиникой, которого Вы ставили в очень трудное положение лишением необходимого медицинского персонала. Врачи клиники, равно и мы, врачи лечебницы, были довольны работой сестер, а потому мы более чем кто-либо другой должны были почувствовать всю ненормальность происшедшего, когда узнали, что эти сестры удалены из общины по причинам, совершенно чуждым медицинскому делу. Подобное постороннее вмешательство в деятельность медицинского учреждения не может, конечно, способствовать ее правильному течению, но зато иногда может создать для нее непреодолимые затруднения. В особенности это относится к хирургической клинике, для работы в которой необходим образованный в хирургическом отношении и опытный персонал. При тех условиях, в какие был поставлен Федор Александрович, он поступил совершенно правильно, предпочтя закрыть клинику, чем вести дело с сестрами, на которых не мог вполне положиться. Выход в отставку д-ра Рейна и других врачей представляется вполне естественным после происшедшего в клинике; я думаю, что и Вы поступили бы точно так же на месте Федора Александровича, движимые, конечно, нежеланием примкнуть к какой-то непонятной стачке сестер. Совет общины, впрочем, не дождался даже прошений врачей об отставке, а поспешил уволить без прошения людей, отдававших свой труд делу общины в течение многих лет. В этом постановлении совета общины, равно как в деле сестер обнаружилось вполне отношение лиц, стоящих во главе этого учреждения (не врачей, Штурма я не причисляю к врачам) к медицинскому персоналу. Даже Любовь Константиновна, которая всей душой была предана делу общины, которая вполне верно понимала его и положила в него много труда и здоровья, которая пользовалась глубоким уважением и любовью сестер, которой община так много обязана, и та подвергается теперь обвинениям, она признается виновной в том, что произошло при ее заместительнице.