Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Такого рода собрания устраивались и в Петербурге с разрешения градоначальника генерал-адъютанта Фуллона, но там они имели место не в народных домах, а на фабриках и заводах и в других помещениях, специально снимаемых для этой цели. У нас строго было обусловлено, чтобы на собраниях политики не было, и организаторы отлично знали, что в случае, если бы на собраниях подняты были какие-либо политические вопросы, то, по моему докладу, председатель немедленно бы закрыл народные дома для собраний рабочих и они лишены были бы возможности собираться.

Мы вообще держались правила – не допускать политики в народных домах. Несколько раз монархические партии и организации пытались получить разрешение на устройство собраний в народных домах, но всегда получали отказы.

В Петербурге же рабочие собрания очень скоро перешли на политику и в результате, благодаря провокации Гапона, окончились весьма плачевно 9-го января 1905 года.

Эдит Селлерс объехала со мной все наши учреждения, осматривая все в деталях в течение двух недель. В декабрьской книжке «The Contemporare Revue» она описала свои впечатления. <���…> [574]

Вот краткий обзор деятельности попечительства трезвости, поглотившей меня с ног до головы, и которой я постепенно отдавался всей душой. Деятельность эта меня увлекла, и сотрудники все мои были настолько милые люди, и работали они все не за страх, а за совесть, что я в обширной своей работе находил большое удовлетворение. Но я, однако, увлекся попечительством трезвости, вернусь теперь к событиям начала февраля месяца этого года.

2-го февраля великий князь со мной посетил Московский жандармский дивизион и присутствовал на молебствии по случаю храмового праздника дивизиона, а на другой день у великого князя был бал на 1200 приглашенных. Это был первый бал в этом сезоне, я, как всегда, дирижировал.

6-го февраля в Москву приехал эмир Бухарский [575]со своим наследником и большой свитой, так что все дни до его отъезда, 9-го числа, были заняты его чествованием. По этикету его встречал на вокзале вице-губернатор, а губернатор являлся уже во дворец. Тотчас по приезде эмир приехал к великому князю, мы, лица свиты, встречали его на подъезде. Эмир привез массу подарков, которые его свита разложила на столе в приемной.

7-го великий князь отдал визит эмиру, и вечером в честь эмира в генерал-губернаторском доме состоялся парадный обед. Центральное место занимала великая княгиня, справа от нее расположился эмир, а слева – наследный принц, напротив великой княгини сидел великий князь, справа от него – генерал Малахов, слева – Бильдерлинг… <���…> [576]

Накануне отъезда эмира, 8-го февраля, у великого князя был музыкальный вечер на 250 приглашенных и ужин.

9-го эмир уехал, мы все, лица свиты, получили бухарские золотые звезды.

К счастью, перед приездом эмира удалось ликвидировать беспорядки в университете. Студенты вынесли ряд требований политического характера, часть их перестала посещать лекции, другая часть внутри университета не допускала профессоров читать лекции, бесчинствовала, и дело дошло до того, что университетское начальство вынуждено было просить содействия полиции. С разрешения великого князя Трепов ввел полицию в здание университета с целью арестовать всех посторонних лиц, наполнявших университет и поддерживавших студентов, среди них было много женщин, которые имели особенно большое влияние. Когда вошла полиция, то студенты и курсистки и прочие посторонние лица, агитировавшие среди студентов, удалились в одну аудиторию и забаррикадировались, устроив подобие форта Шаброль. [577]Трепов, не желая жертв, решил окружить полицией эту часть здания университета, никого не впускать и не выпускать, ждать, пока они не сдадутся. Прошло, насколько я помню, три дня, студенты все не сдавались, тогда Трепов направил жандармов и все забаррикадировавшиеся сдались без сопротивления.

Все были арестованы, отведены в тюрьмы и в результате почти все были высланы в разные места. Порядок в университете был восстановлен, лекции возобновились. <���…> [578]

Волнения в университете ничуть не отразились на работах на фабриках и заводах, чего так страшно добивались студенты. Напротив, везде на фабриках было полное спокойствие, в народных домах рабочие собрания проходили в полном порядке и вынесли даже нижеследующую резолюцию: «Фабричное население Москвы глубоко благодарно за устройство народных домов и тронуто доверием, оказанным ему в разрешении фабричному населению в один из дней недели собираться в этих домах для обсуждения своих дел, а также и в поддержке проведения устава Московского Общества взаимного вспомоществования рабочим механических производств; просить разрешить отслужить общую торжественную панихиду 19-го февраля, в день освобождения крестьян от крепостной зависимости, у памятника Александру II, а затем молебен за Николая II.

Великий князь имел настолько много гражданского мужества, что не побоялся допустить десятки тысяч рабочих на площадь в Кремле. Переговорив с Треповым и не обращая внимания ни на какие толки и высказываемые многими видными лицами страхи, великий князь разрешил это сборище. Я весьма приветствовал это решение, так как всегда стоял за доверие к массам. Великий князь сделал больше. Он объявил, что сам будет присутствовать на панихиде и молебне.

Наступило 19-е февраля – со всех сторон Москвы стали стекаться рабочие в Кремль. Во все ворота Кремля шли непрерывный стеной, вся огромная площадь между памятником и Чудовым монастырем наполнилась в самый короткий промежуток времени, это было море голов. Никто не считал, сколько народа пришло, но во всяком случае было более 7.000, может быть, было не многим меньше 10.000 человек. Я никогда не видел такой грандиозной картины. Порядок поддерживали сами рабочие, он был образцовый, полиции не было видно. Приехал великий князь в сопровождении свиты, рабочие радостно приветствовали его. После панихиды состоялось возложение венков, затем молебен. При оглушительных криках «ура» великий князь уехал с торжества. Вечером почти все народные дома были предоставлены рабочим, они явились туда с женами, семьями, танцевали, везде был порядок полный. В Петербурге были недовольны этим праздником, находили, что это игра с огнем, но факт остается фактом – празднество прошло без сучка и задоринки и произвело огромное впечатление на все население Москвы и на массы.

На фабриках после этой демонстрации настроение поднялось в благоприятную сторону. Было много случаев, что рабочие выгоняли от себя агитаторов, а на фабрике Жиро [579]рабочие доставили одного студента, пришедшего к ним агитировать, в полицию. Говорили, что это все было устроено полицией, но это, конечно, неправда, да и могла ли полиция устроить. Она не препятствовала, а если даже допустить, что такая грандиозная толпа собрана была полицией, то это доказывает только умелое руководительство полиции толпой.