Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Узнав, что двоюродного брата нет, что он в Полтаве со своей матерью – моей родной теткой Прасковьей Степановной и вернутся они только через два дня, я решил проехать в Купьеваху, в имение двоюродной сестры Карповой, надо было проехать 18 верст. Я нанял в деревне подводу за 1 руб. и поехал. Дорога была убийственная. Я приехал в Купьеваху в 10.30 вечера, ворота были заперты и почти все уже спали. Я прошел прямо без доклада в гостиную, где увидел сидящих на диване двоюродную сестру Е. И. Карпову и ее дочь Ольгу с мужем. Моя двоюродная сестра уронила кашу и впилась в меня испуганными глазами, ей показалось, что это мой покойный отец идет, что она видит видение, до того она нашла, что я похож на отца.

Они были очень рады моему приезду, сейчас мне дали чаю и ужинать и приготовили внизу комнату. Я пробыл там два дня. На другой день я всех увидал. Самой симпатичной из всех мне показалась младшая, Ольга, дети ее прелестные. Веточка, дочь ее, это была такая прелесть, что я не видал подобной девочки. Она ростом была в то время 1 аршин 6 вершков, хотя ей всего было 3 года и 2 недели, и такая послушная, хорошенькая, болтала без умолку. Дети старшей дочери Лили показались мне тоже примерными, очень хорошо воспитанными и выдержанными – у них была чудная няня, которая в то время перешла к младшей, к Ольге Саввич. Днем ездили в лес собирать лесную клубнику, на обратном пути поднялась гроза, мы были безо всего, даже зонтиков не было, и мы совсем промокли в открытой линейке.

В коляске двоюродной сестры я поехал за 19 верст к тетке своей Прасковье Степановне Кованько; застал ее совсем молодцом – décolletée et manches courtes, [266]как всегда, все окна открыты, несмотря на дурную погоду. Удивительно, каким она была молодцом, несмотря на преклонные годы, зиму и лето, прямо с постели, она до последних дней жизни садилась в ледяную ванну. Она мне показалась даже помолодевшей. Она тотчас же угостила меня шоколадом и наливкой и часа через три повезла меня к сыну Данилу Кованько обедать. Но его не застали, он уехал в Харьков. Мы же остались, нам дали очень хороший обед. Обстановка у двоюродного брата была, как у самого бедного помещика, нельзя было подумать, что он получал 30 тысяч дохода. После обеда дети показывали, чем они занимаются. Аллочка легла на диван, задрав ноги к потолку, говоря, что у нее лихорадка, ей принесли хину, которую выпил Ляля.

Ляля же бегал мимо меня, как сумасшедший, и бросал разные игрушки, со всей силы, в стену. Гувернантки мне все жаловались, что дети не слушаются, а немка рассказывала, что дети садятся в тележку, запряженную ослом, скачут в лес за 3 версты и заставляют ее бежать рядом с ослом, так что она еле живая приходит домой. Когда Ляле надоело бросать игрушки, то он сел на скрипучий велосипед и все ездил мимо меня с дикими криками, так около часа, пока не охрип. В 10.30 Ляля потребовал ужинать, а Аллочка – кофе с коржиками. Тетка принесла один коржик. Тогда Аллочка сказала: «Чего так мало, принеси еще». Тетка ответила, что довольно, так как у нее лихорадка. Тогда она вдруг крикнула во все горло: «Я тебе приказываю, принести еще коржиков!». Тетка принесла целую тарелку и сказала: «Вот дядя скажет, какие неблаговоспитанные дети!» Аллочка же: «Молчать и убирайся вон!» Я ушел спать в 12 часов, и Прасковья Степановна тоже, а дети еще не хотели, они ложатся и встают, когда хотят. Я своим глазам не верил. Ну уж дети, подумал я, и удивился, что и бабушка не сделала им никакого замечания. На другое утро, после тревожной ночи (поймал 59 блох), я встал в 6 часов утра и моя тетя Прасковья Степановна тоже. Выкупался, напился кофе и уехал на лошадях двоюродного брата домой.

Приехав к брату, нашел письмо от своей старшей сестры, что Черногорский князь пожаловал мне орден князя Даниила 4-ой степени и что в приказе по полку от 19-го июня уже помечено, что мне высочайше разрешено принять его и носить. Мне было очень приятно это известие, это был первый мой орден, а то у меня была только темно-бронзовая медаль на Александровской ленте, в память св. коронования Александра III, которую я носил в петлице.

За какие заслуги я получил этот орден? Только за то, что я был братом моей сестры, которая в то время состояла при Анастасии Николаевне, дочери князя Черногорского, и таким образом это была любезность, оказанная моей сестре. До конца июня я пробыл у брата, надо было возвращаться, мой отпуск кончался в начале июля, а 8-го мне непременно хотелось быть в полку на праздновании 25-летия со дня командования полком императором Александром III в бытность его наследником. По дороге я заехал в Назарьево к Михалковым, меня встретили более чем радушно, особенно меня тронули старики – Владимир Сергеевич Михалков и его сестра Елизавета Сергеевна Ершова. Александр Михалков был один, без семьи, мне тяжело было бы очень увидеть его с новой женой именно в Назарьево, где у меня все было так связано с его первой женой, этим неземным существом, Алисой Михалковой. Я бродил один по саду, каждый кустик, каждая дорожка мне напоминали ее, было грустно, тяжело, но все-таки хорошо, как будто я с нею виделся, почувствовал ее.

В Москве я посетил международную выставку, [267]было очень интересно, устроена она была на Ходынском поле очень красиво. Целый день бродил по ней.

5-го июля я был в Петербурге, был ужасно рад обнять свою мать и сестру. Обняв их, я выехал в лагерь и явился в первый раз новому командиру великому князю Константину Константиновичу, который меня встретил более чем любезно. Я был бесконечно счастлив, очутившись среди всех своих друзей и товарищей, которые все меня так радостно встретили.

В тот же день я с полком выехал в Петергоф, где 8-го июля должен был состояться парад в высочайшем присутствии.

По этому поводу в приказе по полку [268]было отдано следующее:

«8-го сего июля по случаю 25-летия со дня вступления его величества государя императора в командование л. – гв. Преображенским полком, имеет быть в Новом Петергофе парад вверенному мне полку, для чего:

В пятницу 5-го сего июля после обеда полк переедет в Петергоф по Балтийской железной дороге. При переезде одетыми быть в обыкновенной форме нижних чинов в мундирах 4-го срока, фуражках, в скатанных шинелях. С полком следовать и.д. старшего врача коллежскому асессору Рунге.

Для наблюдения за вещами и палатками в лагере оставить от каждой роты по 4 рядовых и по 1-му ефрейтору от батальона. Заведующим остающимися в лагере нижними чинами назначаю поручика Навроцкого, распоряжением которого от оставшихся людей содержать полковую должность, причем выставлять один задний караул в составе 2-х ефрейторов и 12-ти рядовых по расчету: 1 – пост к пороховому погребу, 1 – к арестованным и двух часовых (как днем, так и ночью) к денежному ящику.