Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

В Москве тем временем сезон был в полном разгаре.

12-го числа был пикник, который устраивали Сумароковы у себя в Архангельском. Мне не хотелось ехать, так как выезд был назначен в 11 часов утра, а утренние вести о моей матушке обыкновенно приходили в час дня, и я бы очень тревожился. Но начальник телеграфа обещал мне тотчас же переслать депешу в Архангельское, как только она будет получена, и потому я решился ехать. Выехали по железной дороге до Немчинова поста, а оттуда в деревенских санях в Архангельское; кроме их высочеств и лиц свиты, в пикнике участвовали еще граф Комаровский, граф Игнатьев, m-lle Арапова, М. Н. Ермолова, Огаревы, Келеповские, Федоров, Вельяминов и Щербатовы. Приехав в Архангельское, завтракали, во время завтрака мне подали депешу от моей сестры, к счастью, с успокоительными вестями. После завтрака катались с гор, очень крутых и высоких, на больших матрасах, на которые садилось до 10-ти человек. Гора была с уступами, и летели на матрасе с большой быстротой. Было очень весело, особенно когда кого-нибудь выбрасывало с матраса. После катанья осматривали скотные дворы и зверинец, где было штук до ста оленей, совсем ручных. Некоторые из них подходили к нам и ели овес и хлеб с рук. В 7 часов вечера был чудный обед, после которого опять катались с гор, при бенгальском освещении. На обратном пути было очень красиво, все 10 верст до станции горели костры, и, кроме того, в кустах горели бенгальские огни, а в селе Ромашкове при нашем проезде зажгли целый фейерверк, пускали ракеты, змеи, бомбы…

На другой день, 13-го февраля, приехали преображенцы: Комаров, Коростовец, Мансуров, два Мирковича и Крейтон. Я был очень рад их приезду, они приехали специально к балу, который и состоялся в тот же вечер. Бал был очень оживленный, дирижировать было нелегко, так как было очень много приглашенных, и окончился он около 4-х часов ночи. После бала еще ужинали у великого князя и разошлись только в 6 часов утра. Спать пришлось мало, так как в 9 часов утра я уже заступил на дежурство, днем ездил с преображенцами к Юсуповым, а вечером было общее макао, [320]мне очень везло, и я выиграл 66 рублей, потом ужинали у Гадона, очень симпатично провели время, 16-го преображенцы уехали.

19-го получил депешу от графинюшки Граббе – я был очень дружен с этой семьей – она извещала меня, что помолвлена с герцогом Лейхтенбергским, сыном князя Николая Максимилиановича. Я не особенно был рад этой свадьбе, так как Лейхтенбергский мне в то время казался не особенно симпатичным. Впоследствии, когда я его ближе узнал, я его очень полюбил, это была честная, хорошая натура, и он был хорошим мужем и отцом. Последний раз мне пришлось с ним столкнуться на войне, когда я командовал 3-м Сибирским корпусом, а он у меня в корпусе командовал бригадой 7-ой Туркестанской дивизии. На войне он себя проявил с очень хорошей стороны.

В этот день я был на греческом спектакле в гимназии С. Н. Фишера, [321]где воспитывалась в то время Марица Михалкова. Очень было оригинально. Все роли, и мужские также, играли воспитанницы, играли очень хорошо, поставлен был спектакль также отлично. Немного только голоса не подходили к голосам Агамемнона и Ахиллеса. Под конец мне все же наскучило, так как спектакль продолжался чересчур долго – 2 часа без антракта, и я немного прикорнул.

20-го числа у великого князя был бал, а на другой день я получил срочную депешу от сестры, что моей матушке стало хуже, началось легочное воспаление, и Рощинин выказывает опасения, а затем пришло и письмо с подробностями. Я решил пойти к великому князю, показал ему депешу сестры. Великий князь сказал мне, чтобы я немедля, конечно, ехал в Петербург. Выехал я в тот же вечер, перед отъездом получил еще письмо, что у моей матери был сильный припадок, нервная спазма легких и сердца, и Рощинин боялся отека легких.

В Петербурге я застал свою мать немного лучше, легкие стали очищаться. Она очень обрадовалась моему приезду. Поговорив с сестрой, решили пригласить отца Иоанна Кронштадтского помолиться. Я поехал в Кронштадт, с большим трудом удалось мне проникнуть к нему, его я не видел, но говорил с матушкой, записала она наш адрес и обещала мне, что батюшка непременно будет на следующий день между 12-ю и 3-мя часами. Счастливый и полон надежды, я вернулся домой, послал депешу великому князю, который просил меня ежедневно извещать о ходе болезни.

В ответ на мою депешу я получил от великой княгини следующую: «Dieu donné, que les prières du père Jean Vous donnent du courage et à votre mère santé. Tous ici pensent à vous, prennent une vive part à votre chagrin. Elisabeth». [322]

24-го отец Иоанн Кронштадтский был у моей матери, помолился у ее кровати, благословил ее, всех нас и очень ее подбодрил, сказав: «ничего», «поправится». Он говорил так отрывисто, так же и молился, в его словах чувствовалось какое-то требование. Его молитва была так необычна, что сначала даже как будто шокировала, но у него все слова были такие уверенные, что раз что он скажет – сомнений не было. Он очень ласково, так бодро всех нас благословил, выпил с нами чаю, отпил полстакана, налив на блюдечко, глотнул немного мадеры, с полрюмки, съел сушку и, поднявшись, благословив опять всех, уехал.

Вся улица была уже запружена народом, все рвались, чтобы посмотреть, а если возможно, то и принять благословение от «батюшки», как его просто называл народ. После отъезда батюшки мы все прямо ожили, моя мать выглядела веселее, радостнее, она стала заметнее поправляться, а 28-го я получил еще депешу от великой княгини: «Serge et moi, espérons tant que la santé de Votre mère va mieux, que Dieu donne des forces et du courage mille amitiés de nous tous et des voué chaleureux de compléter guérison. Elisabeth». [323]

Я оставался в Петербурге у моей матушки всю масляную неделю, первую неделю поста и часть второй. Матушке становилось все лучше и лучше.

5-го марта – день, когда их высочества приобщались святых тайн, я послал великому князю депешу с поздравлением и получил от него ответ: «Душевно благодарим, жаль, что Вас не было с нами, радуемся с Вами поправлению Вашей матушки, шлем ей сердечный привет. Сергей».

Когда всякая опасность, по уверению доктора, миновала, я вернулся в Москву, мой брат, который тоже приезжал в Петербург, выехал вместе со мной.

10-го были в Москве, где нас встретил на вокзале Гадон с каретой, и мы поехали в генерал-губернаторский дом. Напившись кофе, переодевшись в парадную форму, я пошел к их высочествам. Великая княгиня меня встретила такая радостная, говорила, что так счастлива, что моя мать поправляется, что она все думала о ней и, если бы не боялась быть надоедливой, то присылала бы депеши каждый день. Великий князь был также трогателен, расспрашивал самые подробные детали о состоянии здоровья моей матери. Каждый день я продолжал получать письма от сестры. Выздоровление матушки шло быстрыми шагами.