Ольга Матич - Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи

Жолковский А. НРЗБ. М., 1991. С. 6.

Соколовское восприятие толстовской прозы отличается нестандартностью: исследователи творчества Толстого обычно не пишут о ее «межискусственности».

Гройс Б. Стиль Сталин. Утопия и обмен. Москва: Знак, 1993. С. 95.

Валентина Гольдфарб – жена диссидента Александра Гольдфарба. Они с Сашей жили у нас с Аликом в 1985 году.

Татьяна Ретивова – русско-американский поэт и журналист, по материнской линии правнучка писателя из первой волны эмиграции Евгения Чирикова (участника группы «Знание»). Она слушала курс по поэзии у Бродского в Мичиганском университете. Теперь живет в Киеве.

Гольдштейн А. Из одной встречи. Аспекты духовного брака. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 208–213.

http://russianwriters.berkeley.edu/sasha-sokolov/sokolov-interview/

Пруст М. Обретенное время. СПб.: Амфора, 2007. С. 449–450.

Лимонов Э. Культура кладбищ. Контрольный выстрел. М.: Ультра-Культура, 2003.

С. 186–187.

«Лимонов о себе». The Third Wave: Russian Literature in Emigration / Ed. Olga Matich and Michael Henry Heim. Ann Arbor: Ardis, 1984. Р. 219.

Лимонов Э. Это я – Эдичка. М.: Глагол, 1990. С. 268.

Вот цитата из Лимонова («Убийство часового») об этой форме, которую приводит Александр Гольдштейн: «Приведу обширный фрагмент, на мой взгляд, самый яркий в лимоновском сочинении, все в нем разъясняющий: „Пару лет назад прислали мне с родной земли солдатскую военную форму. Пуговицы на солдатском мундире – о, верх неприличия и знак бессилия – оказались пластиковыми! Как себя может чувствовать солдат в мундире с пластиковыми пуговицами? Неуверенно. Ведь блистали армии храбрых стран своими шитыми знаменами с кистями, эполетами, бронзой и золотом сабель, перламутровыми ручками револьверов, эмблемами, кокардами и пуговицами не просто так, не из хвастливого удовольствия, но чтобы возбудить в солдате бравый, боевой дух. Служили средствами возбуждения к битве. Битва же сама воспринималась в окружении сияющих, блестящих предметов как священная церемония, как праздник. (Сияет ведь церковный алтарь!) От Ахилла в сияющих доспехах до сталинских под золото горящих погон сияние подымало армию на крыльях и вело к победам. Для этой же цели служили и бодрые звуки и горящая медь боевых оркестров. На какую победу могут вдохновить солдата банальные пластиковые тоскливые кружочки, цвета коровьего, вегетарианского дерьма? Упрощенные современные солдатские мундиры без плеч, уродливые сапоги лишают армию боевого духа. Для контраста вспомним, что в самый героический период нашей армии храбрейшим конникам Буденного дарили красные кожаные галифе!“» (Гольдштейн А. Расставание с Нарциссом. М.: Новое литературное обозрение, 1997. С. 334).

Гольдштейн А. Расставание с Нарциссом. С. 347.

Лимонов Э. Смрт. М.: Амфора, 2008. С. 33.

Лимонов Э. Книга воды. М.: Ad Marginem, 2002. С. 129.

Лимонов Э. Это я – Эдичка. С. 101.

Breton A. Second Manifesto of Surrealism // Manifestoes of Surrealism / Trans. Richard Seaver and Helen R. Lane. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1972. P. 125.

Воде уже придавалось такое значение в «Это я – Эдичка».

Сонтаг С. О фотографии. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. С. 28.

Лимонов Э. По тюрьмам. М.: Ад Маргинем, 2004. С. 7.

См. «Расставание с Нарциссом».

Лимонов Э. Это я – Эдичка. С. 318. В оригинале эта реклама, вероятно, выглядела так: «You are having a long hot day around the pool аnd are ready to have your usual favorite summer drink. But today you want a change. So you do something different. You have Campari and orange juice instead».

Лимонов Э. Книга мертвых. СПб.: Лимбус Пресс, 2001. С. 184, 186. Шмаков был известным ленинградским интеллигентом – изощренным и очень знающим любителем высокой культуры. Он был близким другом Бродского, но дружил и с Лимоновым. В «Книге мертвых» Лимонов написал о нем с большой симпатией.

Лимонов Э. По тюрьмам. С. 240–243.

Хвалебные доклады принадлежали американским славистам Эдуарду Брауну и Патрише Карден. Джордж Гибиан выступил с критикой «Эдички», но похвалил стихи Лимонова.

Каррер Э. Лимонов / Пер. Наталии Чесноковой. М.: Ad Marginem, 2013. С. 422–423.

Одной из задач конференции было привлечение к участию в ней молодых писателей, не печатавшихся в Советском Союзе, и я пригласила еще одного парижского жителя – Николая Бокова, с которым меня познакомил тот же Лимонов.

Самая известная пьеса Олби – «Кто боится Вирджинии Вулф».

Халиф Л. Чувство когтя // Новая газета. 1981. 23–29, 7 мая. Письмо датировано 11 мая 1981 года. Некоторые слависты тоже предлагали свои выступления и, несмотря на отказ, приехали на конференцию как «сторонние наблюдатели».

Письма Максимова Аксенову. Из архива Василия Аксенова // Вокруг калифорнийской конференции по русской литературе // Вопросы литературы. 2013. № 3. Его письма ко мне отличались исключительно корректным тоном и никаких претензий не содержали.

Там же. Это действительно была самая большая конференция по литературе третьей волны эмиграции.

Некоторые выпады Янова против Солженицына и вправду были несправедливыми, а тон его выступления пренебрежительным; мне это было неприятно. Вот выдержка из письма профессора Владимира Улитина (Клермонт): «К сожалению, часть ответственности за осквернение стен храма науки, каким является старейший университет Южной Калифорнии, легла и на Вас. ‹…› Даже пресловутая свобода слова не может оправдать тех инсинуаций и оскорблений, нанесенных (Вами приглашенным) оратором большому общепризнанному писателю А. И. Солженицыну и всей русской эмиграции. Было недостойно академической аудитории допустить поношение характера человека, которого не было в зале. Это же чисто чекистский прием, о чем я и сказал товарищу Янову. Все содержание „гневного возмущения падением писателя“, вся „защита его от себя“ взята из „Литературной газеты“ и подобных советских источников, хотя он и ловко манипулировал цитатами из зарубежной прессы». В начале письма Улитин сослался на моих родственников, чтобы меня устыдить: написал, что мой дед «пришел бы в ужас от низости роли осудителя» Солженицына. Нужно признаться, что тут Улитин был прав: мой дед действительно пришел бы в ужас, я же пожалела, что именно его пригласила в роли «контры».

Письма Максимова Аксенову.

С Неизвестным я познакомилась после конференции. Он меня пригласил в свою студию – мне запомнилось, что у него работали художники-подмастерья и Неизвестный им указывал, где и что нужно доделать в его картине. Когда я его спросила о разговоре с Аксеновым, он сказал, что не помнит такого.