Сергей Антонов - От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах) [журнальный вариант]

Внутри одного из великолепных колец, ко­торыми были украшены его не менее ве­ликолепные пальцы, содержался стрихнин, который в случае надобности можно было незаметно насыпать в бокал жертвы. Спер­ва достопочтенный джентльмен отравил своего дядю потому что ему понравилось дядино поместье. Затем он отравил тещу, а еще через некоторое время свояченицу Элен, предварительно застраховав ее жизнь на двенадцать тысяч фунтов (почему была отравлена теща, О. Уайльд не объясняет).

Однажды сэра Томаса посетил в тюрьме агент страховой компании и завел с ним душеспасительные разговоры. Сэр Томас ответил языком несокрушимой математиче­ской логики: «Сэр, вы, дельцы Сити, рабо­таете с некоторым риском. Некоторые из ваших предприятий завершаются барышом, а некоторые — убытком. Я случайно про­играл, вы — случайно выиграли. Но, сэр, я должен вам сказать, что в конце-то концов в выигрыше оказался я. Моя цель состояла в том, чтобы прожить жизнь джентльме­ном. И я своего добился. Я жил джентльме­ном и живу джентльменом. Здесь, где мы с вами находимся, принято подметать ка­меру по очереди. Со мной в одной камере сидят в заключении каменщик и дворник. Но ни один из них не осмелится предло­жить мне в руки веник!»

Адвокат упрекнул сэра Генри в убийстве свояченицы. Тот пожал плечами и ответил: «Да, это было ужасно. Но у нее были та­кие толстые лодыжки».

Доктора Уотсона уберегло от эксцессов такого рода то, что он был во всех отно­шениях посредственностью. Разума, кото­рым он обладает, достаточно для душевно­го равновесия, запоминаний правил estab­lishments и описаний загадочных дел Шер­лока Холмса, но его явно недостаточно, чтобы понять, что произошла «какая-то ошибка в наших социальных формулах», как выразился один из персонажей Томаса Гарди.

Хотя Конан Дойл и заметил однажды, что «относительно тех, кто считает Уотсо­на дураком, следует предположить, что они просто не читали моих рассказов внима­тельно», рискую повторить, что природа ода­рила доктора значительно меньшим коли­чеством разума, чем его знаменитого дру­га.

Прототипом Уотсона, по свидетельству сына писателя, был давний приятель Конан Дойла некий майор Вуд, увесистый усатый здоровяк с незаживающей раной, приобре­тенной где-то «в южных морях» (так estab­lishment предписывал называть грабитель­ские походы в Африку). И у автора была удобная возможность ежедневно сверять стиль Уотсона с фразеологией его живого двойника.

Девизом общества, в котором жили Холмс и Уотсон было: «Всё — ради мате­риальной выгоды». Приверженец дедуктив­ного метода Холмс принимал этот девиз за отправную точку действий преступника — и успешно распутывал самые загадочные де­ла. Однако, кроме этого фундаментального положения, мастер дедуктивного метода должен усвоить множество мелких, харак­терных для его среды и времени аксиом.

Исследуя характер доктора Мортимера по забытой им палке («Собака Баскерви­лей»), Холмс использовал такие британские истины:

а) врачи преподносят подарок своему кол­леге, когда он уходит со службы в боль­нице;

б) подарки получают только симпатичные люди;

в) в штате лондонских больниц состоят только врачи с солидной практикой;

г) практику в Лондоне меняют на сель­скую практику только нечестолюбивые врачи;

д) вещи в чужих домах забывают толь­ко рассеянные люди.

Как и персонажи других рассказов, док­тор Мортимер не подвел детектива и бле­стяще оправдал свою характеристику.

Но ясновидение Холмса не означает, что дедукция всегда дает безошибочные ре­зультат!

Если бы Холмс чудом оказался в совре­менном Лондоне, где толкутся восемь мил­лионов душ, где аксиома о подарке, «ко­торый получают только симпатичные лю­ди», становится еще более относительной,— если бы Холмс оказался в Лондоне 1960-х годов, вряд ли ему помог бы хваленый де­дуктивный метод...

Ушедший в отставку сотрудник Скотланд- Ярда Джон Роуз вспоминает дела, которые ему пришлось расследовать. В 1964 году он столкнулся с необъяснимой цепью убийств. 2 февраля 1964 года на берегу Темзы нашли тело тридцатилетней Ханны Тейлфорд. На трупе не было ничего из одежды, кроме чулок, стянутых на лодыж­ки. Поиски преступника не привели к ус­пеху. Через два месяца из Темзы было из­влечено тело двадцатипятилетней женщи­ны, вскоре за домами в Брентфорде нашли третий женский труп. По некоторым при­знакам было ясно, что убийство совершал один и тот же человек. На поиски преступ­ника было мобилизовано около трехсот по­лицейских и свыше ста сыщиков — мужчин и женщин. Результат был следующий: во втором полугодии в разных местах было найдено еще три нагих женских трупа.

Научные лаборатории, патологи и психо­логи не обнаружили ничего существенного, кроме того, что все жертвы занимались са­мой древней профессией, страдали венери­ческими болезнями и все, кроме одной, бы­ли задушены. На некоторых телах микро­скопический анализ обнаружил следы од­ной и той же краски, что позволяло пред­полагать, что жертвы некоторое время находились возле мастерской по окраске ав­томобилей.

Несмотря на такую деталь, преступника найти не могли. Тогда Джон Роуз объявил войну нервов: сообщил об убийствах по телевидению, по радио и в газетах. «Мы желали,— писал он,— чтобы убийца знал, что он является центром самой грандиоз­ной из всех охот на человека, чтобы он чувствовал, что каждый житель подстере­гает его — ждет его малейшей оплошно­сти».

Детективы разбилсь на три больших от­ряда и планомерно передвигались по рай­ону, охватьшающему двадцать четыре ми­ли, вдоль Темзы, заглядывая в многочислен­ные мастерские... Убийства женщин внезап­но прекратились, но убийца найден не был.

Только самые беззаветные почитатели Холмса станут утверждать, что их любимец раскопал бы это дело. То, что Холмсу вез­ло, можно в какой-то степени объяснить не­подвижностью среды, статикой общества, при котором «гнет обычая останавливает развитие», и все злодеяния имели фамиль­ное сходство, словом, трафаретом обста­новки, в которой постулаты вроде приме­ненных при исследовании палки доктора Мортимера обладали известным долголе­тием [13].

Дело, впрочем, не в том, насколько дол­говечны такие постулаты. Важно, чтобы чи­татель поверил в их универсальность и долговечность. И читатель верит. А в этом несомненная заслуга рассказчика, доктора Уотсона.

Этот представитель ординарного, рядового викторианца завлекает читателя не сло­вами, а главным образом консервативным психологическим модусом, близоруко-само­уверенной оценкой явлений, упорством прямолинейного мышления. Все ординар­ное, привычное воспринимается им как безусловное и неизменное. И когда он ведет нас по старинным улицам Лондона, везет в кебе на вокзал Ватерлоо, выписы­вает действительные часы и минуты отхо­да поезда, корда он делает нам честь сдер­жанно-джентльменским намеком о своем супружеском счастье, становится все труд­ней сопротивляться ощущению того, что живешь в неподвижном, остолбеневшем ми­ре.