Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Тут-то сослуживцы и сообразили, что командир эскадрона попросту спятил. Диагноз подтверждает медкомиссия, и Мельникова из армии демобилизуют.

Бабель опечален:

«Я ужасно был этим опечален, потому что Мельников был тихий человек, похожий на меня характером. У него одного в эскадроне был самовар. В дни затишья мы пили с ним горячий чай. И он рассказывал мне о женщинах так подробно, что мне было стыдно и приятно слушать. Это, я думаю, потому, что нас потрясали одинаковые страсти. Мы оба смотрели на мир, как на луг в мае, как на луг, по которому ходят женщины и кони».

Вот такая картинка нравов. Имеются и литературные аналоги — чеховская «Смерть чиновника». Вот только Чехов лирикой не соблазнился, своего героя назвал Червяковым и рассказ отнес к юмористическим.

В дальнейшем Бабель за свою новеллу просил извинения:

«В 1920 году я служил в 6-й дивизии I Конной армии. Начдивом 6-й был тогда т. Тимошенко. Я с восхищением наблюдал его героическую, боевую и революционную работу. Прекрасный, цельный, этот образ долго владел моим воображением, и когда я собрался писать воспоминания о польской кампании, я часто возвращался мыслью к любимому моему начдиву. Но в процессе работы над моими записками я скоро отказался от намерения придать им характер исторической достоверности и решил выразить мои мысли в художественной беллетристической форме. От первоначальных замыслов в моих очерках осталось только несколько подлинных фамилий. По непростительной моей рассеянности, я не удосужился их вымарать, и вот к величайшему моему огорчению — подлинные фамилии сохранились случайно и в очерке „Тимошенко и Мельников“, помещенном в 3-й книге журнала „Красная новь“ за 1924 г. Все дело тут в том, что материалы для этого номера я сдавал поздно, редакция и, главное, типография торопили меня чрезвычайно, и в спешке этой я упустил из виду необходимость переменить в чистовых <���рукописях — Б.-С> первоначальные фамилии. Излишне говорить о том, что тов. Тимошенко не имеет ничего общего с персонажами из моего очерка. Это ясно для всех, кто сталкивался хотя бы однажды с бывшим начдивом 6-й, одним из самых мужественных и самоотверженных наших красных командиров.

И. Бабель » {144} 144 Бабель И. Письмо в редакцию // Октябрь. 1924. (Ноябрь-дек.) № 4. С. 223.

Что к этому можно добавить? Только оправдать редакторов и печатников «Красной нови», вспомнив, что 13 апреля Бабель опубликовал ту же новеллу в «Известиях Одесского Губисполкома», где никто его не подгонял, но имена героев были те же самые — Тимошенко и Мельников. Впрочем, в книге их уже не опознать — персонажей зовут теперь Савицкий и Хлебников.

Одно только осталось непонятным — для чего эта новелла была написана?.. Что хотел сказать автор? Или он в нее никакой тайной мысли не вложил?

Вчитаемся… Вот Мельников находит Тимошенко в Радзивиллове, «изувеченном городишке, похожем на оборванную салопницу. <���…> Облитый французскими духами и похожий на Петра Великого, он жил в опале с казачкой Павлой, отбитой им у еврея интенданта, и с двадцатью кровными лошадьми, которых мы все считали его собственностью. Солнце на его дворе напрягалось и томилось слепотой своих лучей, жеребята на его дворе бурно сосали маток, конюхи с взмокшими спинами просеивали овес на выцветших веялках и только Мельников, израненный истиной и ведомый местью, шел напрямик к забаррикадированному двору».

Из всей этой благостной картины выламывается один фрагмент:

«Солнце на его дворе напрягалось и томилось слепотой своих лучей».

С чего бы солнцу напрягаться и томиться, причем именно на дворе Тимошенко? Причина станет понятной, если мы остановим внимание на сцеплении трех слов: «солнце» и «своих лучей». Они из другой песни, и зовут эту песню «Интернационал»:

При чем здесь «Интернационал»?

Попробуем понять… Где проживает опальный красный генерал? Понятно, что не под открытым небом, а в доме. Перед домом двор. А на дворе конюшни, собственный табун в двадцать голов, толпа конюхов у веялок веет овес… Значит, овес нового урожая, еще не очищенный от мякины… А сам двор забаррикадирован — любому чужаку вход закрыт… Нет, это не дом и не двор… Это поместье! А опальный начдив — помещик!

Так что, кто «был ничем», так ничем и остался, и добра своего не отвоевал — его снова отобрали. Господ старых прогнали, так новые пришли… Оттого-то и пишет Мельников заявление о выходе из партии, пообещавшей свободу и обманувшей.

«И вот партия не может мне возворотить, согласно резолюции, мое кровное, то я не имею выхода, как писать это заявление со слезами, которые не подобают бойцу, но текут бесперечь и секут сердце, засекая сердце в кровь».

Вот такая душераздирающая история. Гнетущая правда жизни!

Раскрываем «Дневник», и — полное изумление:

«5.8.20. Хотин

<���…>

Главное — внутренние перемены, все перевернуто.

Начдива жалко до боли, казачество волнуется, разговоры из-под угла, интересное явление, собираются, шепчутся, Бах- туров {146} 146 Бахтуров Павел Васильевич (1889–1920) — комиссар нескольких кавалерийских дивизий 1-ой Конной армии, убит в бою с врангелевцами. подавлен, герой был начдив, теперь командир в комнату не пускает, <���…> тяжкое унижение, в лицо бросили — вы предатель, Тимошенко засмеялся, — Апанасенко, новая и яркая фигура, некрасив, коряв, страстен, самолюбив, честолюбив, написал воззвание в Ставрополь и на Дон о непорядках тыла, для того, чтобы сообщить в родные места, что он начдив. Тимошенко был легче, веселее, шире и, может быть, хуже. Два человека, не любили они, верно, друг друга. <���…>

Вечером музыка и пляска — Апанасенко ищет популярности, круг шире, Бахтурову выбирает лошадь из польских, нынче все ездят на польских, великолепные кони, узкогрудые, высокие, английские, рыжие кони, этого нельзя забыть. Апанасенко заставляет проводить лошадей» {147} 147 Бабель И. Собр. соч. в 4-х тт. М.: Время, 2006. Т. 2. С. 282–283. .