Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Вот только была в том рассказе одна ненужная деталь — заявление о выходе из РКП(б). И Мельников придумал, как от нее избавиться — послал Бабелю письмо на адрес редакции «Красной нови». Ответит Бабель — хорошо. Не ответит — еще лучше!

На чем основано наше предположение? На возрасте — по словам Марии Андреевой, в 1924 году выглядел Мельников лет на 24–25. Значит, в 1920-м было ему не больше 19–20-ти. Так Гайдар был еще моложе…

Конечно, к Конармии прибивались разные люди, но командные должности занимали казаки с опытом боев Первой мировой. А до 1918-го в армию призывали по достижении 21 года… Так что, имей берлинский Мельников конармейское командное прошлое, было бы ему в 1924 году под тридцать… Глубоко штатская Мария Федоровна в таких тонкостях, наверняка, не разбиралась…

Но все могло быть и иначе, и на такую возможность при обсуждении данной главы указал Давид Фельдман.

Он предположил, что письмо С. Мельникова было написано не в 1924 году, а четырьмя годами позже, и намечалось к предъявлению на новом этапе дискуссии с Буденным, атаковавшим на этот раз вступившегося за Бабеля А. М. Горького.

А Горький, со своей стороны, мог поручить М. Ф. Андреевой внести несколько новых строк в свое старое письмо из Берлина.

Именно поэтому в 1924 году Бабель и не стал прикрываться от ярости Буденного Мельниковским письмом — не было тогда такого письма.

Более того: письмо Мельникова сам Бабель и написал! Действительно, с источниковедческой точки зрения письма эти весьма уязвимы. Мельниковское представлено машинописной копией, а где оригинал? Письмо же Марии Андреевой сами публикаторы называют «отрывком», не сообщая, где оно хранится и в каком виде до нас дошло — полностью, или приведенный отрывок это все, чем мы обладаем?

Согласиться с такой гипотезой, конечно, нелегко…

Мы бы и не согласились, кабы не один неожиданный пассаж в мемуаре Мельникова:

«Когда полки возвращались на бивуак после боя, их можно было различить по песням.

Кубанцы пели протяжно, стройно мелодично. Пение их, однако, порою смахивало на церковный хор. Донцы пели лихо, с гиканьем и присвистом. Но особенно выразительно и очень своеобразно пели ставропольцы. Они вообще держались особняком, по-семейному. (Часто в полку или в эскадроне воевала вся семья, все мужчины: отец, сыновья, племянники.)

Под эти песни не один командир и комиссар после напряженного боевого дня, вспомнив понесенные потери, иногда убитого друга, невольно опускал голову и грустно поникал в седле.

Но не время было грустить и предаваться меланхолическим чувствам.

— Интернационал! — раздавалась команда, и бойцы затягивали слова пролетарского гимна.

Под его мощные призывные звуки отряд бодро и весело въезжал на бивуак.

На бивуаке нужно было подумать о еде, о мытье, почитать газету, поговорить с местными жителями, поухаживать за своим боевым товарищем и другом — конем».

И сразу после этого — история одного жеребца.

Иными словами, в своем мемуаре Мельников не только выдал за правду вымышленный Бабелем эпизод, но проявил и завидное знание глубоко скрытого подтекста бабелевской новеллы — песни «Интернационал».

В повествовании «Конармии», среди не отмеченных до сих пор моментов, можно отыскать и те, что связаны с цирком.

Уже в самой первой новелле, «Переход через Збруч», мы читаем:

«Два еврея снимаются с места. Они прыгают на войлочных подошвах и убирают обломки с полу, они прыгают в безмолвьи, по-обезьяньи, как японцы в цирке, их шеи пухнут и вертятся».

Цирк, как и прочая культура (письменность, буддизм), прибыл в Японию из Китая. Но развития не получил. Все цирковое зрелище свелось к уличным выступлениям бродячих актеров, демонстрировавших дрессированных обезьян. Но увидеть цирковое представление, в котором главную роль играют люди, ни в Японии, ни в другом месте было нельзя. Так что видеть японский цирк или слышать о нем Бабель не мог.

Поэтому слова Бабеля («как японцы в цирке») следует, видимо, понимать буквально: прыгают по-обезьяньи и молча, как цирковые актеры, изображающие японцев!

И такой цирковой номер Бабель вполне мог наблюдать в Одессе, где во время русско-японской войны на арене местного цирка была представлена патриотическая пантомима «Подвиг рядового Рябова». «Сделана она была, — уверяет очевидец, — скверно, наспех, и успеха не имела» {156} 156 Альперов Д. С. На арене старого цирка: Записки клоуна. Лит. обработка, предисл. и прим. B. E. Беклемишевой. М., Гослитиздат, 1936. С. 188. .

А подвиг свой Василий Рябов совершил в сентябре 1904 года. Переодевшись китайцем и прицепив косу, он отправился на разведку, но был схвачен японцами и казнен за шпионаж.

Спустя сутки разъезд 1-го Оренбургского казачьего полка обнаружил письмо, подброшенное к одинокому дубу на ничейной территории. В нем было сказано:

«Запасной солдат Василий Рябов, 33 года, из охотничьей команды 284-го пехотного Чембарского полка, уроженец Пензенской губернии, Пензенского уезда, села Лебедёвки, одетый, как китайский крестьянин, 17 сентября 1904 года был пойман нашими солдатами в пределах передовой линии. По его устному показанию выяснилось, что он по изъявленному им желанию был послан к нам для разведывания о местоположении и действиях нашей армии и пробрался в нашу цепь 14 сентября через Янтай, по юго-восточному направлению. После рассмотрения дела установленным порядком Рябов приговорен к смертной казни. Последняя была совершена 17 сентября ружейным выстрелом.

Доводя это событие до сведения русской армии, наша армия не может не высказать наших искренних пожеланий уважаемой армии, чтобы последняя воспитывала побольше таких прекрасных, достойных полного уважения воинов, как означенный Рябов. Сочувствие к этому истинно храброму, преисполненному чувства своего долга, примерному солдату достигло высшего предела.

С почтением. Капитан штаба Японской армии» {157} 157 Улыбин С. Подвиг Василия Рябова. Пенза: газ. «Сталинское знамя», 1943. .

Авторы пантомимы, наверное, благородства противника оценить не захотели и изобразили врага привычным способом — в образе прыгающих и кривляющихся желтых обезьян.

Еще раз цирк в связи с иностранцами упомянут в новелле «Эскадронный Трунов»:

«Девятый этот был юноша, похожий но немецкого гимнаста из хорошего цирка, юноша с гордой немецкой грудью и с бачками, в триковой фуфайке и в егерских кальсонах».