Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Бабель не сомневается, что его читатель не только знаком с немецким цирком, но даже способен отличить хороший немецкий цирк от плохого… Короче, писатель убежден, что говорит о вещах известных столь же широко, как егерские кальсоны — шерстяное белье, полезность которого для здоровья увлеченно доказывал немецкий биолог Густав Йегерн, сначала в книге «Нормальная одежда как способ охраны здоровья» («Die Normalkleidung als Gesundheitsschutz», 1880), а затем в специальном журнале «Ежемесячный листок» («Monatsblatt»).

Но куда любопытней цирковые аспекты в описании конармейцев.

«Начальник конзапаса» (цитируется по рукописи):

«На огненном своем англо-арабе подскакал к крыльцу Дьяков, бывший цирковой отлет, а ныне начальник конского запаса — краснорожий, седоусый, в черном плаще и с серебряными лампасами вдоль красных шаровар» {158} 158 РГАЛИ. Ф. 2852. Оп. 1. Ед. хр. 403. ЛЛ. 5. .

А вот начало новеллы (цитируется по рукописи):

«На деревне стон стоит. Конница травит хлеба и меняет лошадей. Взамен приставших кляч кавалеристы забирают рабочую скотину. Бранить тут некого. Без лошади нет армии.

У здания штаба неотступно толпятся крестьяне.

Они тащут на веревках упирающихся, скользящих от слабости, одров. Лишенные кормильцев мужики — чувствуя в себе прилив горькой храбрости и зная, что храбрости не надолго хватит, спешат безо всякой надежды, надерзить начальству, богу и своей жалкой доле.

Начальник штаба в полной форме стоит на крыльце. Прикрыв воспаленные веки, он с видимым вниманием слушает мужичьи жалобы. Но внимание его не более, как прием. Как всякий вышколенный и переутомившийся работник, умеет в пустые минуты существования полностью прекратить мозговую работу. В эти немногие минуты коровье-блаженного бессмыслия, он встряхивает изношенную машину.

Так и на этот раз с мужиками» {159} 159 Там же. .

И тут подскакал Дьяков.

«И тотчас же к нему под стремя подвалилась облезлая лошаденка, одна из обмененных козаками.

— Вон, товарищ начальник, — завопил мужик, хлопая себя по штанам, — вон чего ваш брат дает нашему брату… Видал чего дают. Хозяйствуй на ей.

— А за этого коня, — раздельно и веско начал тогда Дьяков, — за этого коня, почтенный друг, ты в полном своем праве получить в конском запасе пятнадцать тысяч рублей, а ежели этот конь был бы повеселее, то в ефтим случае ты получил бы, желанный друг, в конском запасе двадцать тысяч рублей. Но, однако, что конь упал — это не хвакт. Ежели конь упал и подымается, то это — конь; ежели он, обратно сказать, не подымается, тогда это не конь. Но, между прочим, эта справная кобылка у меня поднимется…

— О, Господи, мамуня же ты моя всемилостивая, — взмахнул руками мужик, — где ей сироте, подняться… Она, сирота, подохнет…

— Обижаешь коня, кум, — с глубоким убеждением ответил Дьяков, — прямо-таки богохульствуешь, кум, — и он ловко снял с седла свое статное тело атлета. Расправляя прекрасные ноги, схваченные в коленях ремешком, пышный и ловкий, как на сцене, он двинулся к издыхающему животному. Оно уныло уставилось в Дьякова своим крутым, глубоким глазом <���…> какое-то невидимое повеление и тотчас же обессиленная лошадь почувствовала умелую силу, истекавшую от этого седого, цветущего и молодцеватого Ромео. Поводя мордой и скользя подламывающимися ногами, ощущая нетерпеливое и властное щекотание хлыста под брюхом — кляча медленно и внимательно становилась на ноги. И вот все мы увидели, как тонкая кисть в развевающемся рукаве потрепала грязную гриву и хлыст со стоном прильнул к кровоточащим бокам. Дрожа всем телом, кляча стояла на своих на четырех и не сводила с Дьякова собачьих, боязливых и влюбленных глаз.

— Значит, что конь — сказал Дьяков мужику и добавил мягко, — а ты жалился, желанный друг…

Бросив ординарцу поводья, начальник конзапаса взял с маху четыре ступеньки, и взметнув оперным плащом, исчез в здании штаба» {160} 160 Там же. ЛЛ. 5–6. .

Нам продемонстрировали самую архаическую форму циркового представления. Клоун (clown) ведет свое происхождение от латинского colonus — обозначения категории полузависимых крестьян времен упадка Римской империи (III в. н. э.). Позднее слово это означало просто крестьянина. И клоуном стали именовать персонаж, изображающий деревенщину — недалекого крестьянина, пришедшего на ярмарку, где его дурят и обманывают ловкие мошенники и барышники. Да еще над ним и насмехаются.

Отразился Дьяков и в «Дневнике»:

«Белев. 13.7.20 <���…>

Начальник конского запаса Дьяков — феерическая картина, красные штаны с серебряными лампасами, пояс с насечкой, ставрополец, фигура Аполлона, короткие седые усы, 45 лет, есть сын и племянник, ругань фантастична, привозят из отдела снабжения, разломал стол, но достал. Дьяков, его любит команда, командир у нас геройский, был отлетом , полуграмотен, теперь „я инспектор кавалерии“, генерал, Дьяков — коммунист, смелый старый буденновец. Встретился с миллионером, дама под ручкой, что, господин Дьяков, не встречался ли я с вами в клубе? Был в 8-ми государствах, выйду но сцену , моргну.

Танцор, гармонист, хитрец, враль, живописнейшая фигура. С трудом читает бумажки, каждый раз теряет их, одолела, говорит, канцелярщина, откажусь, что без меня делать будут, ругань, разговор с мужиками, те разинули рты.

Тачанка и пара тощих лошадей, о лошадях.

К Дьякову с требованиями, уф, заморился, раздавать белье, все в затылок, отношения отеческие, ты будешь (больному) старшим гуртовщиком» {161} 161 Бабель И. Собр. соч. в 4-х тт. М.: Время, 2006. T. 2. С. 238. .

Вот только неясно: вправду он был цирковым атлетом, или наврал бойцам своей команды?

Ладно, отправляемся дальше — новелла «Конкин». Герой преследует убегающего польского генерала, догоняет его, а тот заявляет, что готов сдаться, но саблю свою отдаст только Буденному.

«— Пан, — кричу я и плачу, и зубами скрегочу, — слово пролетария, я сам высший начальник. Ты шитья на мне не ищи, а титул есть. Титул, вон он — музыкальный эксцентрик и салонный чревовещатель из города Нижнего… Нижний город на Волге реке…

И бес меня взмыл. Генеральские глаза передо мной, как фонари мигнули. Красное море передо мной открылось. Обида солью вошла мне в рану, потому, вижу, не верит мне дед. Замкнул я тогда рот, ребяты, поджал брюхо, взял воздуху и понес по старинке, по-нашенскому, по-бойцовски, по-нижегородски, и доказал шляхте мое чревовещание.

Побелел тут старик, взялся за сердце и сел на землю.