Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Человек торопливо оглаживает его и бежит, ища выхода, а конь за ним по пятам, уже слепо отдаваясь воле человека.

Выбежали. Спаслись. Человек бросается в воду, платье на нем дымится. Конь остается на берегу. Человек говорит ему: „Ты свободен, иди, приятель! Опасности больше нет“.

Конь бежит и уже будто скрылся из виду. Человек вылез на берег, сел, снял свое сомбреро… А из лесу тихонько, останавливаясь, настораживаясь, выходит конь, медленно подходит к человеку и, вдруг решившись, кладет ему голову на плечо…

Все это так изумительно сделано, лошадь так чудесно переживает, что смотришь — и трогаешься до слез!

Дальше еще целый ряд эпизодов, как этот черный конь сторожит своего друга и при малейшей опасности будит его. Спасает его, когда человека ранили и сбросили в реку, вытаскивает из воды, как слушается призывного свиста — и тебе ясно, что это равный идет на призыв друга!

Кончается картина тем, что человек благодарит коня за дружбу, за помощь, целует его в морду и отпускает на свободу. Конь бежит, ржет, лётом мчится к горам, стоит высоко-высоко на скале, ржет… Осматривается, поворачивает голову влево… вправо… И вдруг внизу, в долине видит своего друга. Опять ты ясно видишь, что конь думает, что в нем происходит борьба, и вдруг — он решается, он бежит к человеку, который сумел заставить его полюбить себя, которому он поверил.

Прибегает, кладет морду человеку на плечо, а у человека все лицо озаряется счастьем.

Кончилась картина. Смотрю, когда зажгли свет в просмотровой комнате, сидит за мной наш служащий Мельников, лицо залито слезами и весь он дрожит, как конь этот черный.

— Что вы? — говорю ему. — Милый, чего вы?

— Ох, М.Ф., голубушка, родная вы моя! Ведь вот этот конь совсем как мой… которого отняли у меня… Только мой — белый был…

И рассказывает потом, как нашли они, солдаты Буденного, в каком-то помещичьем угодье, под Польшей, замурованными в погребе две лошади: одна кобыла, а другая — вот этот белый конь. Только окошечко оставлено им было. Как они, солдаты, увидели свежую штукатурку, отбили ее. Как он, Мельников, сразу влюбился в коня и вымолил его себе. Как в один месяц выдрессировал его, тот слова слушался. Какой это был изумительный конь! Чистый конь — никогда не ляжет, если ему чистой соломы не постелили, как голубь белый. Сам его чистил, кормил, никого к нему не подпускал.

И вдруг случилось „несчастье“ — об этом „несчастье“ ты, должно быть, читал у Бабеля в „Красной нови“? Это тот самый Мельников, чудесный малый. Сейчас он, конечно, пообтесался немного, даже по-немецки говорит. Славная морда, такая круглая, русская. Волосы кудрявые, русые.

Всхлипывает, рассказывая, и — конфузится, басит, а у самого подбородок с ямочкой дрожит. Лет ему теперь, должно быть, 24–25.

— Вот четыре года прошло, а вспомнить не могу! Ведь какой конь, а он, Тимошенко, третирует его! Даже бил — один раз даже укусил его за это конь мой… Слава богу — убили его под Тимошенко, недолго он им владел!.. Разбередили вы меня картиной вашей, Мария Федоровна, опять душа болит! Будто не четыре года, а четыре дня прошло, ох господи!!

Вот тебе и коммунист!

Ну, прощай, голубчик, всего тебе светлого.

М.Ф.

8. VII — 924

Р.Б. А картина — удивительная. Американская, называется — „Король степей“» {152} 152 Мария Федоровна Андреева: Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой / Сост., ст. и коммент. А. П. Григорьевой и С. В. Щириной. М.: Искусство, 1961. С. 720. .

С. Поварцов обнаружил также печатный мемуар С. Мельникова. В нем история жеребца выглядит уже так:

«У меня был конь лучший в дивизии. Начальник дивизии давно на него зарился и не раз предлагал обмен.

— Не согласен! — коротко, но твердо отвечал я ему.

Тогда под предлогом, что его кони измучены большим переходом, начдив взял у меня моего коня на несколько часов — и не вернул, а прислал двух своих коней.

Все мои усилия получить коня обратно были напрасны, и я не могу описать до какой степени я страдал.

Я не мог забыть этой потери. Но рассказ Бабеля (в его „Конармии“) о том, будто я под влиянием этого случая подал заявление о выходе — из партии, — неверен.

Созданная Лениным ВКП(б) была есть и будет подлинным организатором, вождем и вдохновителем героизма масс» {153} 153 Мельников С. Первая Конная: Из воспоминаний бойца // Красная нива. 1930. № 6. 25.02. С. 7. .

Новелле «Тимошенко и Мельников» повезло. Во-первых, она единственная из всей «Конармии», которую (пусть и глумливо) цитирует в своей «ценной заметке» {154} 154 «Примечание. Охотно предоставляя место ценной заметке вождя Красной Конницы, — редакция предполагает в ближайшее время подробно осветить вопрос о творчестве Бабеля. Редакция» (Октябрь. 1924. № 3. Сент. — окт.). С. 197). Буденный:

«Он смотрит на мир, „как на луг, по которому ходят голые бабы, жеребцы и кобылы“» {155} 155 У Бабеля: «Мы оба смотрели на мир, как на луг в мае, как на луг, по которому ходят женщины и кони». .

В заключение Буденный замечал, что редактору «Красной нови» «т. Воронскому отнюдь не безызвестны фамилии тех, кого дегенерат от литературы Бабель оплевывает художественной слюной классовой ненависти».

И Бабель, отвечая Буденному в следующем номере «Октября», признает за собой одно-единственное прегрешение:

«От первоначальных замыслов в моих очерках осталось только несколько подлинных фамилий. По непростительной моей рассеянности, я не удосужился их вымарать, и вот к величайшему моему огорчению — подлинные фамилии сохранились случайно и в очерке „Тимошенко и Мельников“».

А за три месяца до выступления Буденного подал голос из далекого Берлина и сам персонаж — беспокойный Мельников…

Но вот, что странно: Бабель, в октябре 1924 года обвиненный Буденным во лжи («выдумывает небылицы, обливает грязью лучших командиров-коммунистов, фантазирует и просто лжет»), защищаясь в декабре от нападок разъяренного военачальника, ни словом не обмолвился о свидетеле своей правоты — Мельникове!

В чем причина?

Возможно, дело обстояло так: служащий берлинского торгпредства по фамилии Мельников прочитал в журнале рассказ Бабеля «Тимошенко и Мельников» и, по наивности своей, подумал, что все написанное там чистая правда. И решил соорудить себе героическое прошлое — объявив себя командиром-конармейцем. А тут фильм американский привезли… Вот и повод поделиться вычитанными воспоминаниями.