Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Живут там, оказывается, холодно, дикости много. Старая история. И скоро об этой старой истории надоест читать. Да и уже надоело. И думается мне: потянутся русские люди на юг, к морю и солнцу. Потянутся — это, впрочем, ошибка. Тянутся уже много столетий. В неистребимом стремлении к степям, даже, м[ожет] б[ыть], „к кресту на Святой Софии“ таятся важнейшие пути для России. Чувствуют — надо освежить кровь. Становится душно. Литературный Мессия, которого ждут столь долго и столь бесплодно, придет оттуда — из солнечных степей, обтекаемых морем».

Вот так, обласкавший Бабеля Горький — это не совсем настоящее, он, хоть временами великолепный и могучий, но лишь предтеча.

Мысль понятна, хотя не исключено, что и здесь пробивается голос Жаботинского:

«одно несомненно: г. Юшкевич сильнее своих предшественников и ныне здравствующих соратников».

Курсив принадлежит Жаботинскому, так что намек понятен: «Идущий за мною сильнее меня!».

И этот, идущий на смену, Мессия придет из Одессы. Точнее, уже пришел.

И знамя его — Мопассан!

В 1916-м — в первом «листке» — Бабель пересказывает его рассказ «Признание», через 10 лет он публикует «Признание» в собственном переводе {21} 21 Мопассан Гюи де. Собр. соч. в 3 тт. / Пер. с франц. под ред. И. Бабеля. М.; Л.: Земля и фабрика, 1926–1927. Т. 1 (1926). С. 125–135. , а в 1932-м выходит рассказ «Гюи де Мопассан», где изложена история о том, как в 1916 году Бабель «Признание» переводил. И о том, как вдохновленный этим рассказом, он поцеловал свою работодательницу Раису Бендерскую, был ею поставлен на место и за смелость вознагражден.

Событие это отнесено к зиме 1916 года. Если бы речь шла о зиме 1915–16 годов, уместнее было сказать: «в начале 1916- го», так что, скорее всего, время действия — декабрь 16-го. Тот самый декабрь, когда был напечатан «листок» «Одесса».

Итак, в декабре Бабель окончательно уяснил, каким путем пойдет. Даже еще раньше:

«учителем французского языка был там <���в коммерческом училище им. Николая І> m-r Вадон. Он был бретонец и обладал литературным дарованием, как все французы. Он обучил меня своему языку, я затвердил с ним французских классиков, сошелся близко с французской колонией в Одессе и с пятнадцати лет начал писать разсказы на французском языке. Я писал их два года, но потом бросил; пейзаж и всякие авторские размышления выходили у меня безцветно , только диалог удавался мне. Потом после окончания училища я очутился в Киеве».

Это из автобиографии, написанной в 1924 г. и опубликованной в 1926-м {22} 22 Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков. Под ред. Вл. Лидина. М.: Современные проблемы — Н. А. Столяр. 1926. С. 27–29. Исправ. по рукописи — «пейзаж» вместо: «пейзане» — Е. И. Погорельской (Бабель И. Рассказы. СПб.: Вита Нова, 2014. С. 9). .

Отчего ж тогда, очутившись в Киеве в 1911-м, он через два года печатает рассказ «Старый Шлойме», принадлежащий одной только литературной отрасли — русско-еврейской.

И зачем было упоминать о бретонском происхождении учителя Вадона? Ведь родился он не в Бретани и даже не во Франции, а в Херсоне. А предки его приехали из Прованса… {23} 23 Бинов М. Учитель Бабеля // Дерибасовская — Ришельевская. [Одесса]. 2003. Вып. 3(14). С. 46.

Причина, видимо, в том, что бретонцы, хоть и говорят по-французски, — не совсем французы. К тому же есть у них и собственный язык — бретонский, даже не романский, а кельтский по происхождению.

Иными словами, во Франции бретонцы — нацменьшинство, и достичь чего-то в культуре они могут, лишь заговорив по-французски. Как m-r Вадон.

Бабель уверяет, что по-французски он писал с 15-ти до 17-ти лет и бросил оттого, что не справился с пейзажем и размышлениями. Но неумение такого рода зависит вовсе не от языка…

Так зачем же Бабелю понадобилось объявлять себя французским писателем? И почему именно французским?

Причин, видимо, две. Француз — это иностранец, а иностранец видит то, что уроженцу страны никак не разглядеть. Пример — «Персидские письма» Монтескье {24} 24 И Бабель таким приемом пользовался. В марте 1928 г. К. И. Чуковский встретил бывшего сотрудника горьковской «Летописи» Натана (Моисея Павловича) Венгрова (1864–1962), и тот «очень хорошо пересказал первый рассказ Бабеля „Le beau pays France“ [„Прекрасная страна Франция“]. Рассказ этот при Венгрове Бабель принес к Горькому. <���…> Как приехала к живущему в уездном русском городишке французу-учителю — жена-парижанка и захотела завести себе любовника. Знакомых в этом городе у нее никого. Она пишет сама себе письма, за которыми ежедневно приходит на почту, — и таким образом знакомится с почтовым чиновником. Чиновник не прочь „погулять“ с парижанкой — и вот через неделю она ведет его за город — для любви. У нее в одной руке плед, а в другой саквояж, она шагает прямо и решительно — по мосткам, он идет, как жертва на заклание. Придя в лесок, она расстилает плед, вынимает из саквояжа бутерброды — и вообще готовится к любви по-парижски. Очень восхищался Венгров рассказом». (Чуковский К. И. Собр. соч. в 15-ти тт. Т. 12. Дневник 1922–1935. М., 2013. С. 365; запись от 26 марта 1928 г.). .

А француз оттого, что слово это использовалось и как эвфемизм — ироническая замена слова «жид» {25} 25 Лично я столкнулся с этим в 1950-е годы, а коллеги, вспомнив рассказы родителей, относят этот эвфемизм к довоенному времени… Но, видимо, он и постарше будет. .

И куда более вероятно, что никакого «французского этапа» в юности Бабеля не было. Начинал он вполне традиционно, описывая по-русски то, что знал, — жизнь евреев. Оттого и не упоминал никогда свой рассказ 1913 года, первый, под которым стояло имя, известное сегодня всем — И. Бабель.

Итак, в 1916 году Бабель нашел себя — в Мопассане.

Но и на этом пути стояло препятствие — Семен Юшкевич. Точнее, его скандальный роман «Леон Дрей» (1908–1913). Говорят, что на Юшкевича тоже повлиял Мопассанов «Милый друг», отсюда и фамилия героя — Дрей, воспоминание о Жорже Дюруа. Но Дюруа использует свое мужское обаяние для карьеры. А Леон Дрей — чистосердечный гедонист, с равной страстью наслаждающийся женщинами и едой.

Текстуальные связи Бабеля и Юшкевича установлены А. К. Жолковским {26} 26 Жолковский А. К. Полтора рассказа Бабеля: «Гюи де Мопассан» и «Справка/Гонорар». Структура, смысл, фон. М.: КомКнига, 2006. С. 111–112. :

Бобель: «За стеной еще раз взорвался женский смех. Из столовой вышли сестры с усиками, такие же полногрудые и рослые, как Раиса. Груди их были выставлены вперед, черные волосы развевались. Обе были замужем за своими собственными Бендерскими. Комната наполнилась бессвязным женским весельем, весельем зрелых женщин».