Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Юшкевич: «Положительно, этот зал напоминает мне веселый дом. Женщин сколько угодно <���…> Каждая <���…> из них здорова, благоухает, выхолена мужем для меня. Работайте, работайте, дурачье, — хольте моих женщин!» {27} 27 Юшкевич С. Леон Дрей. Ч. 1 // Юшкевич С. Полное собр. соч. Пг.: Жизнь и знание, T. 13 (1914). С. 103.

Бабель: «Пошумев, они уехали в театр, где давали „Юдифь“ с Шаляпиным.

— Я хочу работать, — пролепетала Раиса, протягивая голые руки, — мы упустили целую неделю…»

Юшкевич: «- А мне, господа <���…> с сожалением сказал [муж] <���…> пора. <���…>

— Так ты <���…> уходи, — просто сказала Женя, — и приходи поскорее. Наш гость еще, наверное, посидит у нас» {28} 28 Юшкевич С. Леон Дрей. Ч. 2 // Юшкевич С. Полное собр. соч. Пг.: Жизнь и знание, T. 14 (1915). С. 157. .

После чего у Бабеля рассказчик целует хозяйку и покидает ее дом в полночь. Из этого следует, что он, как и Леон Дрей, провел время в женских объятиях.

И еще одна параллель:

Бабель: «Не нужно было много времени, чтобы узнать в Бендерской упоительную эту породу евреек <���…> Деньги оборотистых своих мужей эти женщины переливают в розовый жирок на животе, на затылке, на круглых плечах».

Обольстительным «розовым жирком» портрет Раисы Бендерской не исчерпывается {29} 29 См. также «Мой первый гонорар». . Вот ее первое появление:

«В гостиную, неся большую грудь, вошла черноволосая женщина с розовыми глазами».

И еще раньше в рассказе «Мой первый гонорар» {30} 30 Авторская датировка 1922–1928 гг. — описание вожделенной проститутки Веры:

«Широкая розовая спина двигалась предо мною».

А для Юшкевича розовый цвет тела — навязчивый эротический мотив:

«Приглашу вот эту пышную розовую женщину <���…> — Я обожаю высоких розовых женщин <���…>

— Любите ли вы польку? — Люблю, — ответила розовая женщина <���…>

— Я назвал вас про себя розовая женщина <���…>

— Розовая женщина, — повторила она громко и рассмеялась <���…>

— Розовые, розовые, — вот мой идеал» {31} 31 Юшкевич С. Леон Дрей. Ч. 2 // Юшкевич С. Полное собр. соч. Пг.: Жизнь и знание, T. 14 (1915). С. 103–105. Отмечено A. K. Жолковским (Указ. соч. С. 112). .

Кроме того, Жолковский указывает еще одну неслучайную перекличку:

Бабель : «Никакое железо не может войти в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя»;

Юшкевич : «Он почувствовал отчаяннейший холод. Как будто длинная игла пронзила сердце» {32} 32 Юшкевич С. Леон Дрей. Ч. 2 // Юшкевич С. Полное собр. соч. Пг.: Жизнь и знание, Т. 14 (1915). С. 266. Непосредственно фразе о «железе» предшествует пассаж: «Тогда я заговорил о стиле, об армии слов, об армии, в которой движутся все роды оружия». A. K. Жолковский (там же) видит здесь аллюзию на следующее высказывание Ницше: «Что есть истина? Подвижная армия метафор, метонимий и антропоморфизмов — короче говоря, сумма человеческих отношений, которые были усилены <���…> и украшены поэтически и риторически и после долгого употребления обрели твердость, каноничность и обязательность…» («Об истине и лжи во вненранственном смысле» [1873]). Убедительность сопоставления несколько снижается оттого, что Жолковский цитирует Ницше в собственном переводе с английского (The Portable Nietsche / Ed. By W. Kaufmann. New York: Viking, 1968. Р. 46–47), а не по источнику, доступному Бабелю (напр., Ницше Ф. Полное собр. соч. М.: Московское книгоизд-во, 1909–1912. T. 1. (1912). С. 398), где, на месте ключевого слова «армия», выступает «толпа»: «движущаяся толпа метафор»! .

А из этого следует, что Юшкевича Бабель носил в себе и полтора десятилетия спустя. И сводил счеты с русско-еврейской литературой:

«Бендерская писала утомительно правильно, безжизненно и развязно — так, как писали раньше евреи на русском языке».

Рассказывая в Автобиографии 1924 года о первой своей публикации, Бабель сообщает такую подробность:

«Он <���Горький> напечатал первые мои разсказы в ноябрьской книжке Летописи за 1916 г. (я был привлечен за эти разсказы к уголовной ответственности по 1001 ст.)» {33} 33 РГБ НИОР. Ф. 178. Карт. 9585а. Ед. хр. 1. Л. 1; в квадратных скобках даны [вычеркнутые написания]; жирным курсивом — вставки и замены. .

С орфографической правкой этот пассаж вошел в сборник 1926 года «Писатели» {34} 34 Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков. Под ред. Вл. Лидина. М.: Современные проблемы; Н. А. Столяр. 1926. .

В новом варианте автобиографии 1931 года проведена легкая стилистическая правка, и устранено одно прилагательное — «уголовной»:

«[Он] Горький напечатал первые мои рассказы в ноябрьской книжке „Летописи“ за 1916 год ([я был привлечен] меня привлекли за эти рассказы к [уголовной] ответственности по 1001 ст.)» {35} 35 РГАЛИ. Ф. 1559. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 1–2; в квадратных скобках даны [вычеркнутые написания]; жирным курсивом — вставки и замены. .

Напомню тем, кто давно не листал «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года: по 1001-й статье привлекали за порнографию.

В «Летописи» (и только в ноябрьском номере) Горький напечатал два рассказа Бабеля: «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла».

Героиня первого рассказа проститутка, во втором описаны соблазнение невинной девушки и вытравление плода ее сестрой. То есть темы вполне предосудительные. Вот только поданы эти темы так, что подвести автора под статью крайне сложно.

В первом рассказе воспроизведена ситуация андреевской «Тьмы» (1907) {36} 36 Жолковский А. К. Полтора рассказа Бабеля: «Гюи де Мопассан» и «Справка/Гонорар». Структура, смысл, фон. М.: КомКнига, 2006. С. 83, 179. — террорист Алексей, которого преследует полиция, укрывается в публичном доме. И сексуальные услуги, которые там предоставляют, совершенно его не прельщают: он страстно желает только одного — выспаться.

Герой Бабеля — Элья Исаакович Гершкович — тоже не ищет удовольствий на стороне: ему, добропорядочному еврею и семьянину, надо по торговым делам задержаться на несколько дней в Орле, но вида на жительство вне пределов «черты оседлости» у него нет. А поскольку рассказ начинается с выхода Гершковича от надзирателя, легко догадаться, что прошедший день он провел в тюрьме. И теперь, не покинь он Орел с первым поездом, его доставят в Одессу по этапу. Тут-то ему подворачивается проститутка, с которой он сговаривается на ночь. Проститутка требует с еврея десятку, сходятся на пятерке, а на утро он вручает ей три рубля. Вечером Гершкович снова является, они ужинают, делятся своими горестями и ложатся спать. Короче, ведут себя, как обычные немолодые супруги. На следующий день Гершкович уже на вокзале и, прохаживаясь по перрону, видит спешащую к нему проститутку, держащую в руках маленький сверток с домашними пирожками. Они пожимают друг другу руки и прощаются: