Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Пастернак выступал на дискуссии о формализме и натурализме. Стенограмму этого выступления читал Сталин и последнюю фразу подчеркнул {310} .

А в 1938 году в «Правде» была напечатана «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс». И в ней о коллективизации сказано:

«В конце 1929 года, в связи с ростом колхозов и совхозов, Советская власть сделала крутой поворот <���…> Она сняла запрет с раскулачивания. Она разрешила крестьянам конфисковать у кулачества скот, машины и другой инвентарь в пользу колхозов. Кулачество было экспроприировано. Оно было экспроприировано так же, как в 1918 году были экспроприированы капиталисты в области промышленности <���…>

Это был глубочайший революционный переворот, скачок из старого качественного состояния общества в новое качественное состояние, равнозначный по своим последствиям революционному перевороту в октябре 1917 года» {311} .

Но «равнозначный» не значит «тождественный», и чтобы никому в голову не пришло ошибиться, следовало разъяснение:

«Своеобразие этой революции состояло в том, что она была произведена сверху, по инициативе государственной власти, при прямой поддержке снизу со стороны миллионных масс крестьян, боровшихся против кулацкой кабалы, за свободную колхозную жизнь» {312} .

«Краткий курс» писала группа авторов, но вряд ли кто-то из них осмелился бы единолично выдвинуть столь смелое определение одного из судьбоносных этапов советской истории, а потому присутствие здесь Сталина представляется мне несомненным.

Тем более, труд был не так уж и велик — в классической формуле революционной ситуации «Низы не хотят, а верхи не могут» изменить всего одно слово: «Низы не хотели, а верхи смогли»!

Так высшая сила проникла в официальную доктрину. Но ведь и сам «Краткий курс» менее всего являл собой простой и доступный учебник по истории партии. Нет, то было новейшее Святое Писание, изложение священной истории народа, избранного высшей силой — железным законом исторической необходимости.

Как мы видим, Бабель смотрел на судьбу русского крестьянства через призму Нового Завета. Чем был обусловлен этот выбор? Тем, что у христианского человечества иная история, отличная от истории Богоизбранного народа? Или перед нами утверждение, что каждому воздастся по его вере?

Ответ, видимо, таков: книга «Великая Криница» — последняя, та, что в Новом Завете носит имя «Срывание покровов», сиречь Апокалипсис.

Это конец истории и конец человечества, и, как бы высоко не забрался человек, есть Тот, кто выше его.

Драматургическое наследие Бабеля невелико: две пьесы («Закат» {313} и «Мария» {314} ), начало третьей {315} (по рассказу «Мама, Римма и Алла»), якобы завершенная в 1937 году пьеса «Котовский» {316} и половина пьесы в изъятом НКВД бабелевском архиве {317} .

Из того, что доступно глазу, лишь пьеса «Мария» представляет собой не сценическую иллюстрацию ранее написанного рассказа, а самостоятельное драматическое произведение.

Добавим: очень странное драматическое произведение…

И дело вовсе не в том, что персонаж Мария, чьим именем названа пьеса, ни разу на сцене не появляется.

Пьеса (как и «Закат») состоит из 8-картин. Место действия — Петроград, время — гражданская война. В первой сцене подпольный делец Исаак Маркович Дымшиц, в сопровождении хора своих сотрудников-инвалидов, подводит итоги трудового дня. Выясняется, что большевистские проверки на питерских вокзалах всерьез угрожают свободе торговли. Место действия 2-й сцены — квартира отставного генерала Муковнина, гневного критика армейских порядков при царском режиме. Приходит Дымшиц, чтобы повести дочь генерала Людмилу в театр. В разговоре с Дымшицем генерал впервые упоминает об отсутствующей старшей своей дочери Марии и после ухода Дымшица с Людмилой хорошо отзывается о евреях и воздает должное их «энергии, жизненной силе, сопротивляемости». Перед уходом Людмила делится с приживалкой Катей намерением выйти замуж за Дымшица. Людмила и Дымшиц уходят, а отставной генерал ударяется в политическую лирику: хвалит евреев, большевиков и, опережая время, называет Петра I первым русским большевиком {318} . В третьей картине нам представлен гостиничный номер Дымшица. Людмила рассказывает о своих знакомых из числа великосветской молодежи, а Дымшиц пытается ее споить и ею овладеть. Попытка неудачна, и Людмила призывает Дымшица потерпеть. В соседней комнате инвалиды играют в карты и ведут разговор о трудностях современной жизни — облавах и расстрелах. Дымшиц безуспешно повторяет свою попытку, после чего Людмила объясняет свое нежелание близости зубной болью и отсылает Дымшица за каплями. Дымшиц уходит и исчезает из пьесы навсегда. Четвертая сцена — квартира бывшего ротмистра гвардии Висковского. За столом Яков Кравченко, прапорщик военного времени, пошедший на службу к большевикам, и его спутница француженка Дора. Висковский, выполняющий поручения Дымшица, излагает свои планы разбогатеть. Приходит Людмила и сообщает, что Дымшиц так и не вернулся. Висковский начинает дразнить Кравченко, живописуя то, как прапорщика расстреляют большевики. Кравченко вспоминает, что Мария находится теперь в армии на польской границе, а Висковский начинает рассказывать о нелепом романе Марии с еще более нелепым князем Голицыным, ныне играющим на виолончели в трактирах. Затем бывший ротмистр уличает Людмилу в краже сестриного кольца, выталкивает ее в соседнюю комнату и насильно ею овладевает. Кравченко возмущен и бросает в лицо Висковскому, что больные триппером не имеют права спать с женщинами. Висковский обещает набить Кравченко морду, тот выхватывает револьвер и стреляет. Занавес. За занавесом выстрелы, звуки падающих тел, женский крик. Сцена пятая — квартира Муковниных. Приживалка Катя зачитывает письмо Марии из армии. Генерал плачет, благодаря Бога за дарованных ему чудесных детей. Шестая сцена: в милицейском участке идет допрос Людмилы по обвинению в занятии проституцией. Людмила пытается жаловаться на заражение ее дурной болезнью, но следователь неумолим и требует смотреть ему в глаза, потому что он пятые сутки не спавши. Сцена седьмая — у Муковниных. Один из дымшицевских инвалидов проходит с известием об аресте Людмилы. Блаженный генерал заявляет, что даже рад этому: «Это урок — урок за ребячество, за отсутствие опыта…», и, произнеся эти слова, падает на стул. Звонок в дверь. Все ждут приезда Марии, но оказывается, что это всего лишь красноармеец, доставивший от нее продуктовую посылку. Генерал падает на пол. Агония.