Владимир Гаков - Тени на снегу

В первой беседе с Эстравеном Дженли признается: он чувствует себя на Гетен столь усталым и столь чужим, что ощущает холод постоянно, с тех пор, как попал в этот мир: «... внезапно меня охватило ощущение полного одиночества, отчужденности, страшной тоски... Два года провел я на этой проклятой плане- те; и снова, хотя осень еще не успела начаться, начиналась зима, третья моя зима здесь – долгие месяцы безжалостного, беспощадного холода, бесконечного воя пурги, льда, ветра, дождя со снегом, снега с дождем и снова – холода, холода, холода; холода внутри, холода снаружи, холода, пронизывающего до костей, парализующего мозг. И среди этого холода я снова буду совершенно одиноким, чужим для всех, и ни единой родной души рядом, никого, кому можно было бы полностью доверять.»

На Гетен все не так, как в Экумене.

Все известные космические расы двуполы (единый генетический код был рассеян по планетам либо Его Величеством Случаем, либо неведомыми «протосеятелями»), гетенианцы же – андрогины, то есть каждый гетенианец, если можно так выразиться, обоепол. «Ваша раса, – говорит Дженли другу, – удивительно одинока даже в своем собственном мире. Здесь нет больше никого из млекопитающих. Никого из двуполых. Нет даже достаточно разумных животных, которых можно было бы приручить. Это безусловно повлияло на образ вашего мышления – ваша уникальность».

Далее, при всей своей «этической» несуетности Экумена все-таки символизирует развитие, прогресс; это – вероятное будущее всей разумной жизни в Галактике. А мир планеты-ледышки весь обращен даже не в собственное историческое прошлое, а скорее в мифологическое вневременное «Никогда/Всегда».

Наконец, воспитанный на экуменической этике, как высшей и единственной цели и оправдании политики, Дженли Аи столкнулся на планете Зима (а политический смысл терминов «похолодание»-»потепление» достаточно ясен) с целым букетом из дворцовых интриг, уничтожения несогласных, предательств. И, самое главное, – с рецидивами давно излеченной в Экумене болезни.

Безумия власти.

«Было удивительно интересно обнаружить здесь, на планете Гетен, государства столь похожие на те, что существовали некогда на Земле: монархию и рядом с ней цветущую пышным цветом бюрократию. Последнее новообразование было не менее интересным, но вовсе не столь забавным. Странно, но чем менее примитивным оказывалось то или иное общество, тем более зловещие ноты звучали в его политике».

На Гетен много государств, но читатель вместе с Посланником близко знакомится с двумя. Еще одной оппозицией, в которой, согласно классическому определению, «оба хуже».

... Не могу отделаться от мысли, что роман будто специально писался для нас! Что там вычитали в «политических» главах американцы, мне трудно судить; но для нас-то (хотя и знакомимся мы с книгой, как выясняется, последними), переживших свои собственные «кархайд» и «оргорейн», именно эти эпизоды абсолютно прозрачны и не нуждаются в комментариях.

И все же, присмотримся к государствам-антагонистам.

Для характеристики нравов, царящих в королевстве Кархайд, писательнице опять достаточно было намека. В первой же сцене. На вопрос, почему при ритуальной кладке замкового камня используют только алую краску, следует ответ: издавна его укрепляли раствором из костей и цемента, замешанном на крови. Человеческих костей и крови.

Вроде бы малозаметная «этнографическая» деталь – мало ли ужасных вещей случалось в «давние времена», и не только гетенианские... Но, брошенная в самом начале, эта подробность подобна легкому дуновению тревоги, присутствие которой уже не покинет до самых последних страниц.

Кархайд заражен воистину государственным безумием, причем, в той почти неизлечимой стадии, когда «верха» все знают и все понимают, но изменить что-либо не в состоянии.

Король Агравен – параноик, но он вовсе не глуп. Иначе разве вырвалось бы у него горькое признание в собственном безумии (тут любой психиатр насторожится: не симулянт ли?): «Но я действительно боюсь вас, Посланник! Я боюсь тех, кто послал вас! Я боюсь лжецов, я боюсь трюкачей, но больше всего я боюсь горькой правды. Именно поэтому я столь успешно правлю своей страной. Только поэтому.»

Если задуматься: что его более всего встревожило? Техническая мощь неведомой звездной Лиги Миров, провокация со стороны более просчитываемого государства-конкукрента, или опасность «развращения» собственных подданных – информацией об ином общественном устройстве, основанном не на силе, а на правде? Скорее всего – испугался он именно последнего.

Того, что басни странного незнакомца, называющего себя Посланником Экумены, окажутся чистой правдой.

Однако патологический страх перед истиной сам по себе ухудшает субъективное состояние больного. Боязнь правды, неизбежных новшеств, умных и проницательных советников (надобнее – верные...), раньше осознавших эту неизбежность, лишь приближает неотвратимый конец.

Как все знакомо! Не «звездный» это опыт, а наш, земной... Он же позволяет безошибочно вычислить, что ждет правителей Кархайда в недалеком будущем: никуда им не деться от изобретения войны.

Именно «изобретения», поскольку эволюция, сотворив свой странный эксперимент на планете, одарила ее обитателей еще и полным отсутствием агрессивности.

Об этой гипотетической цели «эксперимента» догадались уже первые разведчики Экумены: человек неразделенный вряд ли додумается до войны, столь естественной в нашем, раздираемом противоречиями, мире. В кархайдском языке нет даже такого слова: «... на планете Гетен ничто не приводило к войне. Ссоры, убийства, феодальные распри, интриги, вендетты, публичные избиения, пытки, разжигание ненависти – все это входило в репертуар их гуманистических «достижений»; но до войны дело не доходило никогда. Похоже, им не хватало способности мобилизовать себя. В этом смысле они вели себя подобно животным; или женщинам. Но совсем не как мужчины или муравьи-солдаты».

Тем не менее, как знает читатель, кархайдцы совсем близко подошли к роковой черте. В рассказе «Король с планеты Зима» война уже полыхает вовсю...

Пока же, то есть, во времена, когда происходят события романа, гетенианцы до нее еще не додумались. Хотя Посланник остро чувствует ее флюиды, слушая речи по радио нового регента: «Перед ним была конкретная и ясная цель, и он шел к ней по самому короткому и проверенному пути. Чтобы превратить народ Кархайда в граждан единого государства, в единую нацию, он избрал путь войны. Его идеи, разумеется, были недостаточно четко сформулированы, однако звучали весьма убедительно. Второй способ столь же быстрого создания единой нации или всеобщей мобилизации людей – это насаждение в государстве новой религии; однако таковой под рукою не оказалось, и Тайб предпочел путь милитаризации». Такая вот фантастика...