Умберто Эко - Откровения молодого романиста

Чтобы по возможности ответить на эти вопросы, думаю, следует переосмыслить некоторые очевидные факты, касающиеся вымышленных героев и мира, в котором они существуют.

По определению, художественные тексты повествуют о личностях и событиях не существующих на самом деле (и именно по этой причине они требуют временно отказаться от недоверия). Следовательно, с точки зрения семантики правды, литературные утверждения всегда противоречат истине.

Тем не менее мы не принимаем литературные утверждения за ложные. Во-первых, читая художественный текст, мы тем самым вступаем в безмолвное соглашение с автором, который притворяется, что все написанное им — правда, и просит нас притвориться, что мы воспринимаем его всерьез [27] См.:JOHN SEARLE, The Logical Status of Fictional Discourse, New Literary History, 6, # 2 (Winter 1975): 319–332 . Таким образом, каждый писатель создает возможный мир, и все наши суждения об истинности и ложности базируются на законах этого мира. Так, с литературной точки зрения утверждение, что Шерлок Холмс живет на Бейкер-стрит, является истинным, а что он обитал на берегах Спун-ривер — ложным.

Мир, используемый художественным текстом в качестве места действия, не может полностью отличаться от мира, в котором мы живем, даже если речь идет о сказке или научной фантастике. Даже тут, если упомянут лес, всем понятно, что он более или менее похож на лес в нашем реальном мире, деревья в нем растительного, а не минерального происхождения, и так далее. Если же нам ненароком скажут, что вымышленный лес состоит из неорганических деревьев, понятия «неорганический» и «дерево» обязаны соответствовать их аналогам из реального мира.

Обычно в качестве места действия используется мир нашей повседневной жизни — или как минимум совпадающий с ним по всем основным параметрам. Произведения Рекса Стаута, например, предлагают читателю считать истинным тот факт, что в городе Нью-Йорке живут такие люди, как Ниро Вульф, Арчи Гудвин, Сол Пензер и инспектор Кремер, не числящиеся ни в каких муниципальных списках. Тем не менее основное действие происходит в городе, который в точности такой же, каким является (или когда-то был) настоящий Нью-Йорк, так что мы бы очень удивились, если бы вдруг Арчи Гудвин в Центральном парке поднялся на Эйфелеву башню. Вымышленный литературный мир не только возможен, он также мал, то есть дает нам «сравнительно краткое описание событий локального характера, имевших место в одном из закоулков реального мира» [28] Jaakko Hintikka, Exploring Possible Worlds, в сборнике Possible Worlds in Humanities, Arts and Sciences, ed. Sture Allen, vol. 65 of Proceedings of the Nobel Symposium (New York: De Gruyter, 1989), 55 .

Мир художественного произведения представляет незавершенное, не максимальное состояние дел [29] Lubomir Dolezel, Possible Worlds and Literary Fiction, в сборнике Possible Worlds, 233 . В реальном мире, если утверждение «Джон живет в Париже» истинно, то истинно также, что Джон живет в столице Франции, севернее Милана и южнее Стокгольма. Аналогичный набор требований неприменим для возможных миров, строящихся на наших познаниях или вере, — так называемых доксастических миров, или «миров мнения». Если истинно, что Джон верит, что Том живет в Париже, это вовсе не означает, что Джон верит, что Том живет севернее Милана, поскольку Джону для такой уверенности может не хватать географической информации [30] К примеру, на пресс-конференции 24 сентября 2001 г. президент США Джордж Буш-младший заявил, что «ситуация на границе между Канадой и Мексикой сегодня лучше, чем когда-либо» . Литературные миры так же неполны, как миры доксастические, но имеют свои особенности.

К примеру, в зачине романа Фредерика Пола и Сирила Корнблата «Торговцы космосом» мы читаем: «Я размазал депиляторную пену по лицу и подставил его под тонкую струйку пресной воды, сочившуюся из крана» [31] Пример позаимствован из: Samuel Delany, Generic Protocols, сборник The Technological Imagination, ed. Teresa de Lauretis (Madison, Wis.: Coda Press, 1980) . Если бы данное предложение описывало реальный мир, слово «пресной» было бы лишним, поскольку в нашем мире из кранов, как правило, течет именно пресная вода. Однако, исходя из предположения, что здесь описывается вымышленный мир, мы понимаем, что до нас косвенным образом доносят информацию о некоем мире, в котором в обычной раковине из кранов может течь пресная или соленая вода (тогда как в нашем мире вода бывает холодная или горячая). Даже если текст не предоставит никакой дополнительной информации, читатель имеет все основания заключить, что дело происходит в научно-фантастическом мире, страдающем от недостатка пресной воды. Не получив дополнительных данных, мы наверняка решим, что и пресная, и соленая вода того мира — обычная Н2О. С этой точки зрения кажется, будто вымышленные литературные миры паразитируют на мире реальном [32] Подробнее о «маленьких» и «паразитических» возможных нарративных мирах см.: Umberto Eco, The Limits of Interpretation (Bloomington: Indiana University Press, 1990), глава Small Worlds . Возможный литературный мир — такой, в котором всё в точности повторяет наш так называемый реальный мир, за исключением отклонений, явным образом представленных самим текстом.

В третьей сцене III акта «Зимней сказки» Шекспира говорится, что действие происходит в Богемии, пустынной стране на морском берегу. Мы знаем, что в Богемии нет моря, точно так же, как нет морских курортов в Швейцарии, но принимаем за данность то, что в возможном мире шекспировской пьесы Богемия омывается волнами моря. Подчиняясь литературной конвенции и подавив недоверие, мы обязаны принять такие отклонения, как если бы это была правда [33] Как я писал в гл. 5 книги «Шесть прогулок в литературных лесах» (СПб.: Симпозиум, 2007), читатели (в зависимости от уровня их эрудированности) более или менее готовы принять определенные искажения условий, существующих в реальном мире. Александр Дюма в «Трех мушкетерах», действие которых происходит в XVII веке, поселил одного из героев, Арамиса, на улице Сервандони, — что невозможно по определению, поскольку архитектор Джованни Сервандони, в честь которого названа улица, жил и работал веком позднее. Тем не менее большинство читателей воспринимает текст Дюма совершенно спокойно, поскольку о Сервандони мало кто знает. Но если бы Дюма заявил, что Арамис живет на рю Бонапарт, читатель имел бы полное право прийти в недоумение .

Как было сказано, литературные персонажи отличаются неопределенностью, то есть нам известны только некоторые из их характеристик, тогда как реальным людям свойственна полная определенность, и мы теоретически имеем возможность подтвердить или опровергнуть утверждение о любом из их известных признаков [34] К примеру, см.: Roman Ingarden, Das literarische Kunstwerk (Halle: Niemayer Verlag, 1931); на англ.: The Literary Work of Art (Evanston, 111.: Northwestern University Press, 1973) . Это утверждение верно с онтологической точки зрения, тогда как с точки зрения эпистемологической все ровно наоборот: никто не способен выявить и перечислить предположительно бесконечные свойства данного индивидуума или данного вида, тогда как свойства литературных героев жестко ограничены нарративным текстом — и только атрибуты, упомянутые в тексте, должны приниматься в расчет для идентификации персонажа.